Искатель. 1974. Выпуск №5

— Дорогой мой, мы ведем речь о психически нормальных людях, — принялся внушать Дирксену Рэндолл. Он отложил разрисованный листок в плетенную из металлической проволочки плоскую корзинку для бумаг, подлежащих сожжению. — Проявление фанатизма, как и талантливости или гениальности, — отклонение от нормы. Как мы пели в школе? Ну, про Галилея…

Дирксен не забыл песенку и продекламировал:

— Ученый, сверстник Галилея, был Галилея не глупее. Он знал, что вертится Земля, но… у него была семья!

— Вот оно. Если у Логова нормальная, здоровая психика, он тоже окажется дальновиднее Галилея, — поучал Рэндолл. — У русских, мне говорили, есть слабое место. Верно, они могут грудью закрыть амбразуру дота, и в то же время они боятся, боятся общественности, ее осуждения — всяких там собраний, разбирательств. На этом и надо играть. Я уверен в успехе. Логовы у нас в руках.

В дверях кабинета задребезжали звонки — два коротких и один длинный.

— Откройте, — приказал Рэндолл. — Принесли пленку с магнитофонной записью, сделанной в спальне и в кабинете Логова.

Дирксен отпер дверь, выглянул за нее и вернулся с коробками. На каждой значились дата и время записи. Рэндолл выдвинул из тумбы письменного стола верхний ящик, в котором находился магнитофон, заправил кассету из коробки, помеченной цифрой 1, и нажал кнопку.

«— …Костя, ведь нас связывают пятнадцать лет жизни! — запись была четкой, почти без искажений и помех. Слабые звуки стрельбы и крики, доносившиеся с телеэкрана, не могли заглушить голосов Алены и Логова. Дирксен не ошибся, распорядившись вмонтировать микрофон в телефонный аппарат. — О чем ты? Неужели не понимаешь, что нанесла удар в спину? — Это голос Логова. — И какой жестокий удар! А волнует тебя только одно — уйду я или нет…» Шаги Логова приблизились. Он остановился так близко у микрофона, что слышно было его прерывистое дыхание.

— Логов подошел к жене, наверное, изучающе смотрит на нее, — предположил Дирксен. Подслушивая чужие разговоры, он всегда старался представить, что происходит около микрофона, мысленно увидеть людей, голоса которых микрофон ему доносил, проникнуть в их думы, разобраться в их чувствах. — Все в жене Логову знакомо и привычно: глаза, волосы, руки, и все сейчас такое чужое ему. — Дирксен вытянул ноги и уставился на плетеные носки туфель. — Теперь лицо жены вызывает в Логове чувство неприязни.

«…Да, нас связывают пятнадцать лет. Но ты уже не такая, какой была пятнадцать, да что пятнадцать — пять лет назад!..» — Голос Логова поднялся до крика, и Рэндолл повернул на магнитофоне регулятор громкости.

Рэндолл и Дирксен напряженно вслушивались в голоса Логова и Алены. Для них важна была каждая деталь из жизни этих людей, каждая черточка характера, их мысли, оттенки их отношения друг к другу. Все в Рэндолле и Дирксене работало на одну цель, и они — опытные разведчики — знали: вся эта информация выкристаллизуется в них в нужные действия, когда придет время такие действия предпринять. Дирксен слыл в разведслужбе знатоком русской души, и Рэндолл внимательно следил за пояснениями коллеги, стараясь не пропустить ни единой фразы Логова и Алены.

«…Ты предала меня дважды. Первый раз — случайно, доверившись по глупости Свэ. Потом предала из-за трусости, когда отдала пакет Дирксену. — Голос Логова звучал громко и твердо. — Кто-то сравнивал предательство с раковой опухолью. Рак образуется, когда неудержимо разрастается одна какая-то клетка. Так и предательство: раз совершенное, оно неминуемо тянет за собой следующее, чтобы скрыть или оправдать предыдущее… Разница лишь та, что раковая опухоль убивает человека, а предательство — человеческое в нем. У ракового больного нет будущего, но у него есть прошлое. А что у предателя? — Голос Логова зазвенел. — Ничего нет. Ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Он заживо лишен жизни. — Логов замолчал, и в кабинете Рэндолла слышалась только песенка, которая лилась с телеэкрана в спальне Логова. Логов заговорил снова: — Предатель заживо лишен жизни, это ты понимаешь? Нет, не понимаешь. Раньше поняла бы, теперь — нет…»

Рэндолл впился взглядом в кассету, словно увидел на ней лицо Логова. А тот говорил:

«…Есть тысячи форм предательства, а побуждений к ним — десятки тысяч. Однако чаще всего предают по слабости характера…»

Рэндолл недовольно поморщился. Разговор шел не так, как ему хотелось. Он нервничал, и Дирксен Почувствовал это.

«…Ты права в одном: пройдут годы, и на многое мы взглянем по-другому. Но разве и через десять, через сто лет предательство перестанет быть предательством?..»