Искатель. 1974. Выпуск №6

— Мне весьма было приятно слушать ваше сообщение, Алексей Петрович, — заговорил Щепкин, когда они с полковником остались наедине. — Но наряду с военными вопросами необходимо обговорить политический аспект предстоящего выступления. Руководство «Национального центра» полагает, что должно быть подготовлено соответствующее воззвание к населению, объясняющее политическую платформу и цели вооруженного выступления.

— Эх, дорогой Николай Николаевич, — улыбнулся полковник, согнав сухие морщинки к тонкогубому рту. — Вы еще верите в слова? «Воззвание», «политическая платформа»… Сейчас она максимально кратка — свергнуть большевиков. Всякое словоблудие только вредит делу. И так мы тянем в разные стороны, вместо того чтобы объединить усилия. А у нас, видите ли, одному нужно восстановить на престоле царя-батюшку, второй хочет парламентскую республику, третий спит и видит Государственную думу, а четвертый молится на крепких мужиков… И все при этом забывают, что медведь еще не убит. Пока не уничтожим совдепию, не будет ни самодержца, ни республики, ни Государственной думы.

Ступин прошел к сейфу, звякнул ключом и положил перед Щепкиным бумагу с несколькими строчками машинописного текста.

— Вот политическая платформа, единственное воззвание к населению, которое я прошу от имени ударных отрядов напечатать в нужном количестве экземпляров.

Николай Николаевич прочитал:

«Приказ номер 1.

Все борющиеся с оружием в руках или каким-либо другим способом против отрядов, застав и дозоров Добровольческой армии подлежат немедленному расстрелу.

Не сдавшихся в начале столкновения или после соответствующего предупреждения в плен не брать…»

— Коротко и ясно… Или у вас есть какие-нибудь возражения, Николай Николаевич?

— Нет. Здесь написано именно то, что нам требуется в первую очередь. Приказ напечатают в нужном количестве экземпляров.

— Когда будут деньги?

— Вы же слышали, что я сказал.

— Им вы можете говорить все, что угодно, но я должен знать истинное положение вещей.

— Курьер не прибыл… Возможно, что он провалился и попал в руки чекистов.

— Худо споткнуться с горшком молока возле самых дверей… Надежный человек?

— Не знаю. Должен приехать сотрудник разведывательного отдела от Колчака. Явки, которые он мог знать, уже законсервированы… Тихомирову дано указание мобилизовать все возможные источники получения денег.

— Не нравится мне ваш Тихомиров. Совслужащий в люстриновом пиджаке. Где вы его откопали?

Щепкин промолчал. Полковнику совершенно не обязательно было знать, что два года назад «совслужащий в люстриновом пиджаке» занимался крупной лесной торговлей и деловые интересы почти добрый десяток лет связывали Епимаха Дурова и домовладельца Щепкина.

Год назад Дуров в сопровождении какого-то мужика с окладистой бородой появился в Москве под чужой фамилией, нашел Николая Николаевича и сказал, что лесозавода, биржи с запасами пиловочника и строевого леса, запаней и складов у него больше нет.

— Как липку меня ободрали большевички… Теперь буду за свое добро им глотки рвать.

По совету Щепкина Дуров притих и устроился в губсовнархоз на скромную должность делопроизводителя.

Бородатого попутчика Дурова, по фамилии Крохин, определили в дворники, поселив его так, что из полуподвального окна каморки он мог обозревать дом, где жил Щепкин.

— Не извольте беспокоиться, ваше благородие, — заверил новоиспеченный дворник. — Всякую суету сразу примечу. Глаз, извините благодушевно, на такой счет хорошо приучен.

Дуров вошел в подпольную организацию и по рекомендации Щепкина был назначен кассиром.

Расставшись со Ступиным, Щепкин долго кружил по улицам и переулкам, заходил в магазины, задерживался перед пустыми витринами, где сиротливо пылилась краска для ресниц и жухлые коробки с пудрой подозрительного происхождения. Убедившись, что визит в скромную артель оказался незамеченным, Николай Николаевич свернул в тихий арбатский переулок, где проживал в собственном четырехэтажном доме с гранитной облицовкой цоколя и чугунной решеткой, замыкавшей двор. Сейчас в доме ему принадлежала только одна-единственная квартира, предоставленная по ордеру как квартиросъемщику.

Поднявшись на второй этаж, Щепкин открыл дубовую, проложенную стальным листом дверь и, мягко ступая по ковровой дорожке, прошел в кабинет.

Постоял у окна, не приметил ничего подозрительного и сел за письменный стол.

«Передайте Колчаку через Стокгольм, — решительно писал Щепкин. — Москвин прибыл в Москву с первой партией груза, остальных нет. Без денег работать трудно. Оружие и патроны дороги. Политические группы, кроме части меньшевиков и почти всех эсеров, работают в полном соглашении. Часть эсеров с нами. Живем в страшной тревоге… Настроение в Москве вполне благоприятное… Ваши лозунги должны быть: «Долой гражданскую войну», «Долой коммунистов», «Свободная торговля и частная собственность». О Советах умалчивайте… В Петрограде наши гнезда разорены, связь потеряна…»

Написанное письмо Щепкин аккуратно сложил, чтобы отнести в тайник. Завтра оно будет отправлено. Но путь ему предстоит долгий, а деньги нужны немедленно.

ГЛАВА II