Искатель. 1977. Выпуск №5

— Еще! — крикнул Чухновский. — Еще!

Пирогов осел на пол. Из-под ногтей на ногах брызнула кровь.

— Посадить.

Казак легко поднял кряжистого Пирогова, подтащил к табуретке.

В помутившемся от боли сознании Митрофана Евдокимовича билась лишь одна мысль:

«Врете, сволочи! Не признал меня Саша. Не знал он ничего о том, что Буров отправляется сегодня! Не знал! Это знал Зарубин, Он меня узнал! Значит, он и выдал! Он! Больше некому. Который час? Ушел ли поезд? Что будет с Буровым?» И еще: «Хоть бы скорее забили до беспамятства!» Однако Чухновский был расчетлив. А казак знал свое дело.

Только под утро бесчувственного Пирогова отволокли в подвал и бросили в камере на пол.

«Большевик! — вот и все, о чем мог догадываться Чухновский. — А браунинг этот Пирогов все-таки получил от Зарубина».

Штабс-капитан объявился на пятый день. Он сообщил из Красноярска, что ему поручено Пироговым сопровождать связного ЦК. Самого связного он, Зарубин, еще не «осветил». Возможно, он едет в одном вагоне с ним до Екатеринбурга. Там ему дан адрес явочной квартиры. Самому Зарубину сменили документы. Теперь его фамилия Клеткин Степан Афанасьевич, доверенное лицо ювелирной фирмы «Циглер и K°».

Однако о том, что Зарубин исчез, а его сфабрикованные в контрразведке документы использовались другим подпольщиком, Чухновский узнал на другой день после ареста Митрофана Евдокимовича Пирогова. По договоренности с Зарубиным, еще ничего не зная о его внезапном отъезде, Чухновский передал своему агенту, владельцу конспиративной квартиры контрразведки, дюжину револьверов, Но вместо Зарубина по его паролю пришел разбитной парень из мастеровых. Когда хозяин отказался отдать ему оружие, парень показал ему документы Зарубина, наивно полагая, что его появление станет оправданнее. Хозяин конспиративной квартиры совсем очумел от страха, решив, что Зарубина убили. Когда он попытался выставить парня, тот полез в драку, связал хозяина и, приставив ему нож к животу, потребовал оружие.

Хозяин отдал, но едва парень ушел, сообщил обо всем в контрразведку. Следить за парнем оказалось поздно — скрылся. А самое главное, неизвестно, куда делись револьверы. Возможно, подпольщики, вспугнутые столь диковинным получением револьверов по паролю Зарубина, перепрячут и пулемет, который тот за десять тысяч «катеринками» купил «у чехов»? Чухновский отправил группу, чтобы изъять и пулемет из известного ему тайника — на Московской дороге, неподалеку от Триумфальной арки в честь победы над Наполеоном. Однако подпольщики были проворнее: тайник вскрыли, пулемет забрали!

Подполковник клял на чем свет Зарубина, втянувшего его в авантюру с продажей оружия. Разве не существовало другого способа завоевать доверие подпольщиков? Но теперь в руках у Чухновского оказался козырь против Зарубина. Не откладывая дела в долгий ящик, подполковник составил рапорт, в котором обвинял штабс-капитана в действиях, граничащих с преступлением по службе. Оставалось лишь убрать единственного свидетеля деятельности Зарубина — подпольщика Пирогова.

Однако, написав рапорт, Чухновский положил его в стол, ожидая, как развернутся события дальше. Нюхом контрразведчика он понимал: Зарубин идет по следу «крупного зверя». Успех мог быть ошеломляющим. Если бы только… Если бы только Зарубину удалось «осветить» таинственного связного! Это значило — взять человека, который держал в своих руках главные нити большевистских организаций Урала, Сибири и Дальнего Востока.

Судя по тому, как заботятся о связном, он не впервые совершает свой вояж, и его очень ценят. Он знает замыслы, в его распоряжении планы, имена, явки и пароли десятков активных коммунистов, за которыми охотятся все восемь разведок! И каких! Лучших в мире.

А пока они могут лишь констатировать подобно управляющему Иркутской губернии, что «поставленная большевиками задача отвлечения максимального количества сибирской армии с фронта внешнего на многочисленные внутренние фронты вполне им удается».

Зарубин бежал к зданию вокзала, моля бога лишь об одном — успеть проскользнуть в дверь. До привокзального перрона, заполненного народом, оставалось метров пятьдесят. Он был уверен, что солдаты, преследующие его, не станут стрелять в толпу. Вернее, он считал — офицер, чьи крики он слышал позади, не отдаст такой команды.

— Стой! Стой! Стрелять буду!

Толпа на перроне, освещенная солнцем и поэтому казавшаяся еще более грязной и серой, слепящие блестки луж в радужных разводах, приземистое здание вокзала — все прыгало перед глазами Зарубина. Он скакал как заяц, стиснув зубы, и беспрестанно повторял: «Идиоты! Идиоты!»

Позади послышался щелчок револьверного выстрела. Немая толпа на перроне расплеснулась в стороны от главного входа в здание вокзала, словно мелкая лужа, в которую бросили камень. И одновременно взвыли десятки женских голосов. Потом с оттяжкой хлестнули, точно бичи, винтовочные выстрелы. Толпа смешалась, вой перешел в визг, заметавшиеся люди давили друг друга, сталкивались, будто ослепшие.