— Господа капитаны! Извольте выдать людям по тройной чарке водки! Хвалю за службу, ребята!
— Рады стараться, господин первый бом-бар-дир! — гаркнули бодро, все разом.
Заводя руки за спину, Петр поднял лицо, смотрел немигающе, тепло и строго.
На галерах долго стояли не шелохнувшись, устали не дышать. Сбоку подошла лодка, на носу Апраксин. Петр повернулся, взглянул пустыми, словно незрячими глазами. Спросил не то сердито, не то участливо:
— Пошто флот бросил?
Генерал-адмирал щурил на царя слезящиеся от солнца и старости глаза.
— Знаю! В лоб пе возьмем! — Петр повернулся к солнцу сверкнувшими яростью глазами.
— Петр Алексеич, надобно приналечь на фланги… Они теперь сильно выдались вперед. Перекрестный огонь неприятеля собьем вдвое — по своим стрелять не станет. Да и откладывать дело не следует — швед вымотан до предела.
…Третья атака началась люто. Начальники отрядов и отделений обнажили шпаги и стояли на носах кораблей под градом ружейного огня. У пушек грозно изготовились усатые гренадеры — терпеливо поджидали дистанцию. Чадно дымили фитили. Сплошная масса галер медленно раскололась надвое и яростно пошла на фланги шведской эскадры.
Передние суда неслись все быстрей и быстрей, Петр это видел по тому, как чаще и чаще вскидывались весла; по тому, как резко стала истаивать зеркальная полоска воды между фронтом кордебаталии и нестройным полумесяцем шведских кораблей.
На «Элефанте» стали отводить стволы пушек с первых галер: ядра могли поразить свои фланги, которые еще теснее сомкнулись вокруг фрегата. Царь посветлел. На миг оторвал глаз от подзорной трубы, словно смакуя увиденное, — и снова вжал медный окуляр в глазницу.
В это время пушки прорвавшихся галер сначала справа, а потом слева полыхнули плотными синеватыми клубами. Неслышно блеснули мушкетные залпы — пули рванули вокруг шхерботов серебряную чешую воды.
Под заслонами порохового дыма на правом фланге сразу был окружен шхербот «Флюндра». Пушкарей деловито и быстро отогнали и перебили мушкетным огнем. Забросив с галер планширы, гренадеры густо полезли на высокий борт, ругаясь и рубя шпагами. Оставшуюся команду перекололи молча, зло; раненых безжалостно побросали за борт. Шведский прапорщик — суетливый и маленький — был зарублен тут же, у борта, — он хотел броситься в лодку к матросам. Потопили и лодку, грохнув по ней в упор из предельно наклоненной неприятельской пушки.
Шведы почти прекратили стрельбу: в дыму невозможно было отличить своих от русских. Огрызался лишь флагман. Бомбы летели через головы, Эреншильд стрелял наугад по тылам атакующих галер. Каждый шхербот брался лютым абордажным боем.
Петр, широко раздувая ноздри, шумно втягивал пороховую гарь. Распахнутыми глазами — шире нельзя — уже видел близкую победу. Кричать, командовать бросил: матросы и гренадеры разошлись до крайности, ни своим повелеть, ни шве-» дам остановить. Апраксин деловито и спокойно слал на лодках одного вестового за другим: что-то видел в дыму, что-то поправлял, приказывал. От копоти резало глаза, густо посвистывали пули, изредка с высоким шорохом пролетало над головой одинокое ядро.
Перед Петром блеснуло, грохнуло, в лицо ударил горячий обжигающий дух. Но он устоял, увидел в подзорную трубу широкие спины ингерманландцев, расторопно работающих багнетами на палубах еще трех шхерботов. Солдаты широко крестили воздух саблями — рубили с левого и правого плеча. Крепче, крепче покатился крик. Яростнее стало нарастать хрипловатое страшное «ура-а-а!».
Слух Петра резанул нечеловечески страшный крик: «Алексей!» Матросы бросились к падающему командору, стоявшему возле царя.
От ослепительного удара солнца перед глазами Петра на минуту заполоскалась черная тишина. Он вцепился в поручни мостика, забыл обо всем, ничего не слышал. «Алексей возжаждал престола через иноземную помощь!..» Как искра, на миг вспыхнуло чувство испуга, сменившееся бессильным гневом. Словно за стеклом или водой услышал липкий голос сына, огненный змей сразу обвил сердце, ядовито ожег — задохнулся…
Когда Петр очнулся, поведя налитыми кровью глазами, к командору еще не успели добежать. Где-то вдали сверкнули синие, одетые холодом искры, и вода обнажила свою серебряную грудь… Вернулся слух — ликующими вскриками долетели из дыма голоса.
«Элефант» уже густо облепили галеры. Тонкими струйками поблескивали мушкетные выстрелы. По закинутым лестницам гренадеры с разных сторон лезли на фрегат. Одна шведская пушка громыхнула в упор, разметала в ощепья подходившую малую скампавею.