Браслет... Нетрудно прикинуть, что к этому украшению небезразлична примерно каждая десятая женщина. Остаток поверий, смешанных с очаровательным дикарством, но красиво. Природа устроила так, что женщины склонны к деторождению, магии,и колдовству. Вспомним "теперь про теорию вероятностей — несомненно, мужское начало, рожденное и окрепшее за карточном игрой и во время безотрадных размышлений о судьбе и фортуне. Что она подсказывает? А то, что среди ста миллионов красивых женщин с-браслетами наверняка найдется десяток миллионов именно с зеленым браслетом. Цвет не редкий. Светится как от электричества или тепла — значит, вкраплены энергоносители. Вероятность уменьшается, но цифра остается внушительной: около миллиона. В доброе старое время пришлось бы исключить из рассмотрения тех из них, кому долго добираться до фитотрона, то есть почти всех. Ныне же поездка для любой из этого миллиона не превышает пяти часов из любой точки земного шара. Все они знали о фитотроне и звездном цветке. Неужели из миллиона не нашлось ни одной, которая захотела увидеть его? Пробраться в фитотрон и удостовериться? Зачем?.. Простое любопытство, стресс... что-нибудь в этом роде. Нить рассуждений была тонкой, но вполне правдоподобной. Как она достала цветок? Элементарная техника и даже телекинез — все подходило для этого. На песке, на дне аквариума угадывались следы, рядом с ним — тоже Объяснение годилось. Выходит, это могла быть вовсе не Аира из легенды инопланетян.
А если она?
Наверное, кое-что послужило как бы сигналом к превращению, может быть, долгий анабиоз в камере космического зонда? Они предвидели такую возможность. И все, что они успели сделать,— это подготовиться к ней. Гены цветов несли двойную информацию. На них был как бы вышит узор — невидимое даже в самый сильный микроскоп изображение, в нем, допустим, и хранилось человеческое начало. Рисунок хромосом, полный набор генов. В подходящих условиях рисунок «проявлялся». Гены начинали управлять превращением. Рождался человек. Но какие это условия?
Я на минуту задумался. Мне трудно разобраться во всем, гипотеза вела меня слишком далеко. Вдруг я понял: одним ич условий мог быть анабиоз! Ведь это значило, что цветок взят на космический корабль. Но главное не в этом. Не сам анабиоз,
29
конечно, вызывал превращение. Что же? Понять нетрудно: то, что следовало за этим. Если анабиоз прервался, значит, долгое з.везд-ное путешествие кончилось. Это и было сигналом. Стало быть, тут все и началось. Но где взять строительный материал, так сказать, материальную первооснову жизни? И машинально, без всяких усилий я вспомнил об океане. Разве не этой могучей стихни мы обязаны своим рождением — в эволюционном, конечно, плане? Вода, может быть, азот воздуха, атмосфера. Вот почему изменился состав среды в фитотроне! В тот вечер, когда Янков услышал вызов автомата...
...Вода пришла в движение. Стоп. Это капризная стихия, нужны допольительные предположения. Среда должна быть такой, чтобы превращение могло состояться. Значит, они должны были предвидеть все. Ведь Янков говорил о роли тел миллиграммов примесей, которые всегда растворены, они могли помешать или помочь. Но это же просто! Вода не могла быть иной. Кто угодно на месте Янкова в точности воспроизвел бы ее состав. На этом и строился их расчет. Инопланетное озеро пли море было их последним убежищем, их владением. Разумеется, они могли управлять его составом. На долю тех, кто отыскал цветы, оставалось одно: сделать так, чтобы зода была такой же, ничем не отличалась ни по составу, ни по свойствам. В другой среде ничего бы не вышло Вот оно еще одно условие: полное совпадение химического состава воды после долгих лет анабиоза! Это означало: рядом разум, люди, заботящиеся о них. Впрочем, они могли бы уловить и незначительные отклонения от нормы: и это само по себе свидетельство того что кто-то заботится о космическом госте. Искусственная среда, несомненно, — одно из проявлений разумного начала. Следовательно...
Я много раз пытался связаться с Янковым, но его просто не было в лаборатории, он пропадал целыми днями, никто не знал, где он. И только на третий день мне сказали, что он в Минске, в том самом институте, куда попал грунт. Приятный" сюрприз, подумал я, и для него и для меня. Что-то он скажет? Выходить на Минск я не стал, не знал еще, готов ли Янков к разговору.
Но он не появился и несколько дней спустя. Я махнул рукой на возможность встречи и послал ему вопросы, все, какие только пришли мне в голову. Вскоре получил ответ: