Искатель. 1980. Выпуск №2

...У меня закружилась голова. Было вокруг так светло к прозрачно. И что-то подсказывала память. Может быть, мне было все же легче, чем этой женщине, купавшейся в озере. Вспоминать ли?

«-...Я подошел к березе, чистой такой и белой, Нож вонзил беспощадно в ее молодое тело, Жадно напился соком— кровью ее живою, Упал и заснул... Береза шумела над головою.

Мне снились мои потери, мне снились мои печали,И ветви твои, береза, сочувственно трепетали. С ножом в руке я проснулся— короток сон злодея... Голубее могло быть небо, но быть не могло грустнее».

ИЗ БРОНЗОВОЙ ЭПОХИ В КОСМИЧЕСКУЮ

Помню, как робел и даже смущался, когда сказали, что Оль-мин примет меня. Неловкость моя объяснялась просто: я когда-то хотел стать тем, чем был он, но мне это не удалось, как я ни старался.

Правда, у него был институт, но на этот счет я не обманывался: именно Ольмину принадлежат главные результаты. Я довольно хорошо разобрался в сущности его работ. В них было как раз то, что может уместиться в одной незаурядной голове, но никогда не уместится — целиком или по частям — в нескольких. Когда проект зарождался и были рассчитаны первые схемы реакторов, он предложил использовать потоки солнечных корпускул. Они дополняли конус, делали его как бы плотнее. И были тем подручным материалом, который вдруг посчастливилось найти. Оставалось придумать способы их фокусировки, чтобы они "легли в тело конуса, образовали его стенки и' вместе с частицами реакторов и ускорителей стали тем самым волноводом, по которому пошла бы энергия от Солнца к планете.

Из этого возникло целое направление.

Через год схему реактора забраковали: ни одна земная установка не потянула бы такой нагрузки. Ольмин включил в ра-Сочин цикл обратную связь: первые порции солнечной энергии Достигали Земли и вливались в поток обменной камеры. Они вызывали усиление нового, второго по счету, импульса. И этот импульс был во много раз мощнее первого: он как бы впитал в себя и земное и солнечное тепло. Конус очерчивался резче. И потому ливень фотонов был от импульса к импульсу щедрее.

Перспектива открывалась безграничная: это напоминало самофокусировку. Но попробовал бы кто-нибудь до Ольмина намекнуть на самофокусировку солнечных лучей в пустоте. Думаю, Даже фантазирование на эгу тему посчитали бы смешным.

И вот я должен с ним встретиться... Моя жалкая гордость

33

проснулась: теперь-то все эти и многие другие идеи казались простыми. Мне представлялось одно время, что и я смог бы сделать то же "самое... Но я был человеком из другого мира, и мне даже не полагалось как будто заниматься этим. Кто я? Журналист. Репортер, как некогда называли себя отдельные представители нашего ремесла.

...Его статья повинна в происшедшем» Это она обезоружила меня много лет назад, когда я начинал заниматься теорией отражения волн от корпускул. Но я не сказал ему об этом. Словно предчувствовал, что придет время, когда это признание поможет мне. Ольмин вовсе не производил впечатления бесстрастного рафинированного интеллектуала: с виду человек вполне обычный. Только ответы и реплики строже, и не однажды казалось мне, что он не только со мной, но и еще где-то в другом месте. На берегу. В институте. У реактора. У него иногда появлялось такое выражение на лице, точно он собирался сказать что-то важное. Глаза вдруг начинали светиться, я умолкал. И он молчал, думал о своем. Но эту невнимательность он ловко маскировал. Я тоже умею это делать. Вопрос легко запомнить, даже не поняв смысла, а через минуту вернуться к собеседнику оттуда, из своего далека, и ответить, рассказать. И все же он ни разу не сбился: говорил твердо, негромко, уверенно, как будто действительно был все время со мной здесь, в просторном кабинете с не преломляющими свет невидимыми стеклами.

Я успел угадать за его неторопливыми, даже медлительными, жестами странную энергию, почти одухотворенность. И что меня покорило, так это как раз то, что он пытался ее маскировать. Ему было приятно скрывать это от других.

Кое-что он упрощал. Намеренно, как мне показалось. Я шел навстречу его желаниям и поправлял.

Кто скажет, сколько исследовательских станций нужно построить на Венере в будущем году и сколько ракет послать для исследования околозвездного пространства?

Тут он замолчал и улыбнулся чему-то своему.

— А вы знаете?.. — начал я и вдруг выложил все, что успел разузнать об Аире.

Ольмин слушал меня с таким выражением лица, будто и понятия не имел о происшедшем. Но это было не так. И если даже Ирина Стеклова исчезла совершенно неожиданно для него, i он мог подумать об этом что угодно. Кто знает, чего ему это стоило.