Ровнин прислушался. В квартире тихо. Интересно, большая ли семья у начальника ОУРа?
— Хорошо, — сказал Семенцов. — Попробуйте. В общем, не знаю, есть ли в этом резон, но попробуйте. Мы ведь пока даже не говорили с ней. — Он повернулся к Ровнину. — Помощь вам нужна?
Деловой разговор. Хорошо, что Семенцов — лицо заинтересованное. В общем-то, помощи ему ведь почти и не нужно. И все-таки.
— Нужна, Иван Константинович.
— Пожалуйста, я слушаю.
— Вы знаете штатное расписание этого общежития?
Ровнину показалось, что вопрос повис в воздухе. Нет, не повис. Полковник скривил один глаз, будто припоминая.
— Знаю. Штатное расписание там такое: комендант общежития, воспитатель, трое дежурных. Дежурство суточное, с двенадцати до двенадцати. Сейчас, впрочем, кажется, место третьей дежурной свободно. Так что дежурных там работает пока две — Ободко и Зыкова, каждая на полторы ставки. Место воспитателя тоже как будто не занято.
Семенцов замолчал, постукивая по столу пальцами — с протяжкой, после каждого перестука будто поглаживая стол.
— Вы что, хотите туда устроиться?
— Да, хотел бы.
— Воспитателем? — спросил Семенцов.
— Ну если уж никак иначе нельзя, можно воспитателем.
— Почему «иначе нельзя»?
— Воспитатель должен что-то делать, а мне желательно иметь там побольше свободного времени.
— Что именно вы предлагаете?
— Вы ведь с кадрами в хороших отношениях?
Семенцов неопределенно пожал плечами.
— В крупных общежитиях есть должность помощника коменданта, — сказал Ровнин. — Это общежитие средних размеров. Но все-таки.
— Вы хотите сказать, вам нужно помочь устроиться помощником коменданта?
— Да. Только вы уж извините, Иван Константинович, что я занудил. Пусть об этом знает только начальник отдела кадров. И никто больше. Простите, как его зовут?
— Сейчас вспомню. — Семенцов осуждающе покачал головой. Это означало, видимо, «ну и ну». — Лосев. Лосев Игорь Петрович.
— Еще раз извините, Иван Константинович. Просто предупредите его обо мне. Не уточняя.
На другое утро Ровнин прежде всего отправился в общежитие. Он хотел попасть туда пораньше.
Выйдя из троллейбуса, Ровнин не спеша завернул в переулок и еще издали увидел, как из общежития выходят девушки. Сейчас он шел, стараясь не смотреть на них, делая вид, что рассеянно оглядывает дворы, мимо которых проходит. Дворы были южными, с кипарисами, пирамидальными тополями, бельем, висящим между деревьями и этажами на натянутых веревках. Ровнин посматривал в эти дворы, но девушек все равно видел. Они выходили из общежития парами, втроем, изредка по одной и сразу же поворачивали в его сторону. Девушки явно спешили — он уже знал, что учебный корпус на улице Плеханова всего через остановку, добежать туда можно минут за десять. Всем девушкам было примерно от семнадцати до двадцати; сейчас, проходя мимо, Ровнин почти физически ощущал, как они смотрят на него. Если же не смотрят, то явно обращают внимание, проходя мимо. Да, с этим будет тяжело, подумал Ровнин. Неужели в общежитии одни девушки? Нет. Вот из дверей вышел парень — невысокий, круглолицый. В задерганном сером свитере, джинсах и кедах. Прошел мимо, посвистывая. Вот еще двое парней. У всех сумки через плечо. Вот ребята что-то сказали девушкам — те рассмеялись. Ясно, все они тут друг друга знают наизусть. Парней, кажется, больше ни слухом, ни духом — опять одни девицы. Что называется, чистый девичник. Одеты, вот тебе и Южинск, — просто последний крик, даром что пищевой техникум. Никуда не денешься, порт, ведь здесь каждое лето до миллиона отдыхающих. Ровнин пропустил еще двух девиц, затянутых в узкие брюки и свитеры. Ощутил два скользнувших по нему изучающих взгляда. Вошел в общежитие и сразу увидел: за столом сидит тетя Поля.
В женщине, которая сидела за столом дежурной, он безошибочно узнал Полину Николаевну Ободко. Прежде всего у Ровнина была отличная память на лица. Поэтому в лице, которое мельком повернулось к нему, он уловил то характерное выражение, которое отличало изученную им до последнего миллиметра фотографию. В этом выражении совмещались сразу добродушие и недоверчивость. Волосы те же, что и на фотографии, соломенно-седые, стянутые назад тугим узлом. Когда-то, наверное, тетя Поля была пригожа собой, но сейчас от ее лица, от маленького носа и сложенных над сухим подбородком пухло-морщинистых губ исходили замкнутость и старческая настороженность. Тетя Поля будто все время пыталась понять, не скрыт ли во всем, что происходит вокруг, обман. Правда, это ощущение скрашивали глаза — широко расставленные, ясно-серые, смотревшие прямо и мягко. Тетя Поля была в цветастом, не раз стиранном платье; поверх платья была надета меховая овчинная безрукавка.
Ровнин остановился у стола. Кивнул. Так как тетя Поля молча смотрела на него, он широко улыбнулся, спросил:
— Полина Николаевна?
Тетя Поля медлила, будто не зная, признаваться ли, что она Полина Николаевна.
— Здравствуйте. — Ровнину сейчас нужно было только одно: произвести наилучшее впечатление. — Полина Николаевна, меня зовут Андрей. Я, наверное, работать с вами буду.