Почему я не подчинился? Ведь это казалось так просто и разумно: поднять руки, сдаться. Потом меня арестуют, будет суд. Возможно, мне даже удастся оправдаться и в любом случае я останусь жив… Я подумал, что, если чей-то палец сейчас дрогнет и надавит на спусковой крючок, я буду падать вниз довольно долго. Весь тот путь, который только что проделал. Мое тело не попадет в море, оно разобьется об острые камни, окаймляющие узкую полоску пляжа. Эта мысль была мне почему-то особенно неприятна. И все же я не поднимал рук. Интуитивно я чувствовал, что в эту секунду решается нечто гораздо более значительное, чем моя жизнь, и, кажется, понимал, что именно. Решался вопрос о том, каким будет предстоящий диалог людей с иным разумом. Будет ли он вестись с позиции силы, или же будут найдены какие-то другие формы. Для взаимопонимания прежде всего необходим диалог, а не односторонние категорические требования мегафона — в этом все дело. Я не мог поднять рук, с ужасом понимая, что из всего этого неумолимо следовало и то, что я все же взял на себя предложенную мне миссию и вольно или невольно выступал в эту минуту от их имени. В том самом качестве посредника, которого так боялся совсем недавно.
Тяжелый самолет вывалился из-за туч всего в восьмистах метрах от поверхности моря. И сразу же свечей пошел вверх. Это был рискованный маневр, но пилот блестяще справился с задачей. Внизу, под крыльями, повернулась и застыла на секунду поверхность бухты, и сразу же застрекотали все четыре съемочные камеры, ведущие послойную съемку воды на разных горизонтах от поверхности до самого дна. Одновременно вспыхнул экран локатора и глубинного инфралота.
Вся эта сложная аппаратура предназначалась для поиске неприятельских подводных лодок. Но сейчас пилота интересовали совсем не они. То, что он искал, было видно даже невооруженным глазом. На глубине примерно ста метров в воде отчетливо просматривалось какое-то уплотнение, похожее на огромную медузу. Оно слегка опалесцировало на экране, словно само излучало радиоволны, но никаких помех в работа локатора не наблюдалось.
Замигал глазок рации, и голос дежурного по полетам произнес:
— Тридцатый. Тридцатый, доложите, что видите?
— Эта штука подо мной. Глубина около ста метров. Могу ли я воспользоваться во время бомбометания подводными осветителями?
Рация не отвечала несколько секунд.
— Осветители применять запрещено, — ответила рация. — Переходите к выполнению основного задания.
Пилот знал, что не ошибется, но все же для верности включил бортовой вычислитель. В таком тонком и небезопасном деле он чувствовал себя уверенней, если автоматика делила с ним ответственность. Кассета с бомбами вывалилась из самолета и раскрылась, выбросив из своего нутра пять продолговатых бочек.
Пять дымных полос потянулись вниз до самой воды, расходясь в разные стороны, образуя кольцо, в центре которого лежала огромная медуза. Бомбы должны были взорваться с интервалом в одну секунду. Но взорвалась почему-то только одна. Через пластиковый колпак кабины пилот видел, как далеко з глубине моря расцвел белый шар разрыва, услышал, Как тотчас же застрекотали все съемочные камеры. В этом стрекоте кинокамер прошли все четыре последовавшие за взрывом секунды, отведенные невзорвавшимся бомбам. Потом его вдавила в сиденье многотонная тяжесть, и он перестал видеть что-либо. Перегрузка оказалась гораздо больше той, что должна была возникнуть при выходе из пике. И в этот момент двигатель захлебнулся. Самолет рухнул в море, как раз над тем местом, где только что взорвалась бомба.
Это случилось в девятнадцать часов пятнадцать минут. Над побережьем опускался тихий безоблачный вечер. Многочисленные курортные поселки, санатории, кемпинги расцветились гирляндами огней. В свете вечерней зари они казались неяркими желтыми точками, усыпавшими берег. Через две минуты после того, как с поверхности моря исчез последний обломок самолета, а пятно керосина расползлось по всей бухте, эти огни на побережье начали гаснуть один за другим.
Закрытый полицейский грузовик, зазывая сиреной и разбрызгивая огни красных и голубых мигалок, пробирался к загородному шоссе. В этот «пиковый» вечерний час шоссе было забито транспортом, и водителю грузовика приходилось то И дело проскакивать перекрестки на красный свет. Молоденький лейтенант полиции, сидевший рядом с водителем, выполнял задание особой важности. Четверо автоматчиков в фургоне наглухо закрытой машины охраняли государственного преступника, отгороженного от них зарешеченными дверьми. У лейтенанта был приказ доставить этого человека на военную базу, расположенную милях в десяти от города.
Наконец грузовик выбрался в район городских окраин. И тут это случилось. Предметы в поле зрения водителя и лейтенанта потеряли четкие очертания, и хотя так продолжалось не больше секунды, этого оказалось достаточным, чтобы водитель потерял ориентировку.
Какой-то непонятный гул прокатился от города вдоль шоссе. Вслед за этим наступила странная тишина. Вдоль всей магистрали моторы машин перестали работать.