Искатель. 1985. Выпуск №4

— Джонни? Добрый вечер, старина Как продвигаются съемки? Скоро ли всколыхнешь наше британское болото своей очередной кинобомбой? Вот-вот? Ну, надеюсь, ты не откажешь своему старому другу в удовольствии лично присутствовать на премьере, виноват, я хотел сказать — на твоем триумфе… Спасибо, старина, считай, я у тебя в долгу. Причем могу этот долг оплатить авансом… Хочешь заполучить еще один «гвоздь» для твоего фильма? Тогда слушай внимательно и не задавай лишних вопросов Тут неподалеку, в Соунси, есть лагерь, где молодые оболтусы из разных стран, как они выражаются, «крепят мир трудом своим» Полагаю, уже одно это должно тебя заинтересовать. Нет-нет, Джонни, не беспокойся — я пришлю за тобой машину…

Самому себе на удивление, Роберт проснулся ни свет ни заря. Утреннее солнце пекло, предвещая жаркий день, — он чувствовал это по влажному теплу испарений, исходящему от стенки палатки, пропитавшейся сыростью за целую неделю дождей. «Боже, — глянул он на часы, — еще и семи нет.»

Сосед-бразилец безмятежно посапывал, чуть приоткрыв пухлые, почти негритянские губы Лоренс, лежавший у самого окошка, затянутого частой сеткой от мух и комаров, зашевелился во сне. Потом выпростал из спальника руку и, как ребенок, положил под щеку ладонь И тут Роберта словно током ударило: «Сегодня!» Он даже застонал, цепенея в обрывающей мысли тоске. Да, именно сегодня! На днях Гарри сообщил ему, что тот человек приедет в субботу, чтобы присутствовать на торжественном закрытии лагеря.

«А может, все и обойдется?» — шевельнулась в душе слабая надежда.

— Почему не спишь? — поднял голову Джон, потянувшийся к сифону с водой У него были нелады с желудком, и он постоянно глотал таблетки, даже ночью.

— Руку отлежал, — соврал Роберт, дабы избавиться от лишних расспросов — и без того было муторно.

Повернулся на другой бок, закрыл глаза, стараясь забыться во сне, но мысль о предстоящем убийстве терзала его, не давая сосредоточиться ни на чем другом.

Всю неделю, прошедшую после разговора с Гарри, он провел как в угаре, действуя по инерции, — работал, машинально укладывая кирпичи на подушку раствора, которую наносил Джон; много курил безо всякого удовольствия — воистину по привычке; сидел вечерами в клубе, слушая и не воспринимая гудевшие вокруг разговоры; а когда, пытаясь отвлечься, брал в руки газету, кричащие заголовки не вызывали абсолютно никаких ассоциаций. Он по нескольку раз перечитывал одни и те же строки, но буквы оставались мертвыми, и он никак не мог понять суть прочитанного.

Роберт лежал неподвижно, и если бы не широко раскрытые глаза, со стороны могло бы показаться, что он спит.

«Он же предатель, иуда, подлец; он чуть не погубил Бена. Не я, так другой — все равно ему не жить…» — искал Роберт успокоения, однако успокоение не приходило. Как тут успокоиться, когда самому себе боишься признаться, что не вера в справедливость шага, на который ты решился, а один лишь страх перед одиночеством побудил тебя принять предложение Гарри.

Тогда, в машине, нужно было сделать выбор. Роберт просто выбрал из двух зол, как ему думалось, меньшее. Но теперь…

«А если не удастся скрыться? — подумал он, и сердце его сжалось. — Что будет с Пат? Когда увижу ее снова? И надо же так случиться, что, вернувшись из Гринэм-Коммон, мы провели вечер в том же ресторане, где отмечали окончание колледжа. Будто точку поставили на всем, о чем мечтали когда-то… Словно высоко-высоко сияла счастливая звезда и вот погасла…»

Роберта охватила непонятная апатия. Он почувствовал вдруг полное безразличие ко всему на свете, и сразу же сердце забилось ровно, словно его заморозили изнутри. Он зябко поежился и уснул. Вернее, провалился в глухую черную пропасть — единственный желанный приют.

— Не будите, — сказал Джон, когда Лоренс направился к Роберту, чтобы вытряхнуть его из спального мешка. — Опять стонал всю ночь. Пусть еще поспит парень — доберет за бессонную ночь.

— Не завидую я твоей работенке, Фрэд, — прервал затянувшуюся паузу Симмонс, отрывая глаза от однообразного мельтешения за окном «Бентли» аккуратных домиков и ухоженных зеленых газонов, ровными лужицами наплывавших на асфальт тротуаров. — Не обижайся, но я не понимаю, какую радость ты, боевой офицер, находишь во всем этом — слежке, подслушивании, копании в грязном белье. Мне кажется, борьбу нужно начинать с другого конца — не с репрессий против участников антивоенных митингов, демонстраций или преследования бастующих шахтеров, а с исследования причин, побуждающих людей к подобным действиям…

Харст тяжело вздохнул, промокнув носовым платком взмокший розовый лоб.

— Опять ты за прежнее, Джонни. Если бы я не знал тебя столько лет, то мог бы подумать, ты и впрямь красный, слепо уверовавший в болтовню левой прессы. Ты у себя в Штатах давно привык и к демонстрациям, и к забастовкам, и не замечаешь того, что они — высочайшее проявление демократизма нашего общества.

Симмонс усмехнулся с независимым видом.