Искатель. 1985. Выпуск №6

Он, разумеется, подозревает совершенно обратное, и явно готовится поиздеваться над моим провалом, и, как свидетельствует его хорошее настроение, очень доволен только что закончившимся разговором с американцем.

— Боюсь, вы действительно правы, сэр, — отвечаю с подходящей случаю озабоченностью. — Разоблачение действительно интересное и, к сожалению, достаточно неприятное.

Улыбка медленно сползает с лица Дрейка, и, предчувствуя, что ему придется чем-то подкрепить душевную бодрость, он встает из-за стола и медленно идет к передвижному бару.

— Ну, что вы ждете? Чтобы у меня был разрыв сердца? — спрашивает рыжий без особого волнения, хватая бутылку «Балантайна». — Говорите!

— Пусть говорят они, — заявляю я, доставая из кармана магнитофон.

Включаю его.

Звук далеко не лучшего качества, не очень громкий, но это не мешает Дрейку по достоинству оценить смысл реплик, которыми обмениваются Ларкин и Мортон.

— Подлый янки, — цедит сквозь зубы шеф, прослушав запись. — Он мне за все заплатит…

— Уходя, Мортон опять назвал вас «старым дураком», — уточняю я, чтобы подлить масла в огонь. — А Ларкин возразил ему и сказал, что вы не дурак, а хитрый мошенник и подлец…

— Бросьте эти живописные детали, Питер! — прерывает меня Дрейк. — Могу вас уверить, что я готов к действию и без вашего допинга. Ну, что замолчали? Когда я не желаю вас слушать, болтаете как попугай, а когда должны говорить, молчите как бревно. Я жду вашего комментария.

— По-моему, все ясно и без комментариев, — отвечаю я, вставая, и, в свою очередь, направляюсь к бару.

И, взяв темно-коричневую бутылку, лаконично говорю:

— ЦРУ.

— ЦРУ? А почему не Интерпол? — спрашивает шеф.

— То или другое, это не меняет ситуации, — замечаю я. — Но если бы это был Интерпол, то дело бы закрылось еще после отправки партии и мы бы уже сидели за решеткой.

— А что, по-вашему, нужно ЦРУ?

— Большой скандал. Политическая сенсация А чтобы сенсация и скандал были нужного калибра, необходим и груз нужного калибра. Вы же слышали претензии этого господина: не менее десяти килограммов. Устраивают капкан в нужном месте, захватывают груз и поднимают шум в печати, обвиняя коммунистов, что они травят свободный мир. А самое интересное то, что все это оплачивается деньгами из вашего кармана.

Дрейк некоторое время молчит, мысленно анализируя мою гипотезу.

— Как будто так и есть, — кивает он. — Или что-нибудь в этом роде. Во всяком случае, ловушка очевидна. И ведь всего несколько минут назад этот грязный янки убеждал меня послать крупную партию, беря на себя труд незамедлительно переправить ее за океан.

Он устало садится в кресле напротив меня, опускает голову и погружается в размышление.

Я допиваю виски и выкуриваю сигарету, когда наконец рыжий медленно встает и выходит из комнаты вопреки своему правилу не оставлять меня одного в кабинете Его отсутствие длится, впрочем, не более двух минут. Когда он возвращается, то меланхолично произносит:

— Придется проститься с Ларкином, дружище. Вы знаете, что я человек гуманный, но что делать: придется проститься с Ларкином.

— Может, уже поздно, — говорю я. — Может, он уже сообщил данные Мортону…

— Что сообщил?

— Ну, например, дату отправки следующего груза.

— Значит, и вы считаете меня старым дураком, Питер, — произносит с укором шеф. — Вы считаете, что старый Дрейк совсем выжил из ума…

— Ничего подобного я не думал, — спешу его уверить.

— Думали, дружок, думали! — грозит он мне пальцем — Но ничего, я не злопамятен.

Затем он вновь возвращается к предыдущей мысли.

— Ну, что? Вы найдете в себе силы вынести это, Питер?

— Что вы имеете в виду?

— Прощание с Ларкином, что же еще!

— Не забывайте, что Ларкин — человек ЦРУ.

— Как забыть! Ведь именно поэтому мы устроим ему маленькое траурное чествование.

— У ЦРУ длинные руки, мистер Дрейк.

— Но не настолько, чтобы соваться на Дрейк-стрит. Здесь, в Сохо, ЦРУ не котируется, дорогой мой. Мы здесь справляемся и без него. Так что призовите все свое самообладание и обуздайте скорбь. Вы знаете, что я тоже чувствительный человек, но эмоции не должны мешать чувству справедливости и исполнению своего долга. Иначе дело полетит к черту.

Рыжий усаживается в кресло и начинает заниматься любимым делом: подготовкой к употреблению традиционной сигары. После чего погружается в размышление и в облака дыма.

— А, Ларкин! — радушно приветствует он американца, когда через четверть часа тот входит в кабинет. — Простите, что я побеспокоил вас вторично, но только что возникли некоторые осложнения, которые нужно разрешить. Но что же вы стоите, садитесь, прошу вас!

Ларкин садится на диван с привычным неподвижным выражением смуглого лица Ждать долго не приходится, так как шеф подходит к столу и пускает запись.

Приятно иметь дело с опытным профессионалом. Во время прослушивания его физиономия остается все такой же неподвижной, и — лишь по напряженному взгляду можно догадаться, что он сосредоточенно думает над тем, как выйти сухим из воды, как наиболее убедительно объяснить эти фразы, звучащие в этом закрытом и задымленном кабинете.