На лице Тирбаха появилась растерянность. Но уже через секунду он расхохотался. Смеялся долго, до слез.
— Вот так история! Умно сработал, шельмец. Теперь не с кого и взыскивать!..
«Вот оно, еще одно дельце Боба, на которое он намекал».
— Бог с ним, с Винкли, — продолжал Тирбах. — Проведите эту сумму как дополнительные затраты на операцию. Рудольфу отправьте миллион из основного фонда.
На другой день газеты подробно описывали посещение Тирбахом банка и покупку «Фурора». Вокруг Дуономуса поднялась очередная бумажная буря. Упоминалась хитроумная махинация Боба Винкли. Естественно, журналисты не могли обойтись без язвительных острот по поводу того, что герой сам у себя украл миллион. Как и следовало ожидать, многие упирали на то, что Дуономус (или скрывающийся за ним Боб Винкли), забирает в свои руки миллиарды Тирбаха. Не пора ли остановить его? Не время ли до выводов особой комиссии наложить секвестр на имущество Эдварда Тирбаха?
В ответной статье я подробно описал действия Тирбаха, доказывая, что он вел себя предельно разумно и прекрасно разобрался во всех банковских операциях, что только благодаря своей высокой компетентности заметил непорядок в документах и предотвратил затеваемую Нордингом аферу. Находящийся под следствием О’Коннен признался, что был подкуплен Нордингом, и дал согласие рассказать об этой махинации подробнее.
Заканчивалась статья так.
Теперь у меня появилось множество новых ответственных забот, и я проводил в редакции дни и ночи. Хотелось все проверить, за всем проследить… Дело оказалось довольно хлопотным. Оно не только дисциплинировало меня, но все сильнее забирало в свои сети, все настойчивее вносило коррективы в мои решения и поступки, Я с грустью констатировал, что перестаю принадлежать самому себе…
Однажды поздним вечером в редакции зазвонил телефон. Я машинально взглянул на часы: половина одиннадцатого. Кто же в такую пору мог звонить мне в этот кабинет?
— Кларк? — послышался в трубке вроде бы знакомый голос.
— Да…
— Ты, старина, совсем не отдыхаешь!
— Простите, кто это? — удивился я фамильярному обращению.
— Эдвард Тирбах.
— Очень приятно, господин Тирбах.
— Перед сном надо обязательно гулять. Пойдем подышим свежим воздухом.
— С удовольствием.
Приглашение на прогулку скорее всего исходило от Боба, но полной уверенности в этом не было. Смогу ли я, наконец, убедиться в воскрешении друга?
В бодрящей прохладе сквера мы провели около двух часов. Собеседник шагал очень медленно, часто останавливался… Голова его была занята мыслями, которые он не считал возможным поверять мне. Это мог быть и Тирбах и Винкли, но в нем было заключено и единство их. Я понял, что должен окончательно распрощаться с Бобом Винкли. Прежнего банковского клерка больше не существует! Вместо него есть финансовый магнат по имени Эдвард Тирбах, отношения с которым надо строить на другой, чисто деловой основе.
Тирбах словно понял, о чем я думаю.
— Ну, как твои газетные дела? — спросил он.
Я коротко объяснил ему, что уже вошел в курс дела; что предприятие должно быть жизнестойким, конкурентоспособным, должно непрерывно развиваться, совершенствоваться…
— Я ввел новую должность советника по реорганизации газетного дела, поставив на это место толкового молодого специалиста. Я не дал новому служащему постоянного места, ведь конкретно он ничем не руководит. Четыре часа в день он ходит по отделам и редакциям, присматривается, анализирует, отмечает неполадки… Посещает другие издательства… А потом подготавливает предложения по улучшению, расширению… Я обдумываю их, прокручиваю на компьютере… И уже кое-что начинаю изменять. Например, организовываю выпуск красочного воскресного приложения для женщин.
К моему удивлению, оказалось, что Тирбах хорошо разбирается в издательских делах. Он стал расспрашивать о содержании и тематике статей еженедельника, о формате и объеме газеты, о качестве бумаги и фотографий… Иногда он делал замечания.
— Да, ты абсолютно прав: для женщин очень важно найти дружеский, доверительный тон. Главным редактором приложения обязательно должна быть женщина.
— У меня есть кандидатура, — ответил я.
Появилось такое ощущение, будто вернулись прежние времена, когда я гулял здесь с Бобом Винкли, только теперь оба мы были в новом качестве.
Эдвард опять понял меня без слов, а может, мы с ним думали об одном и том же… Потому что на прощанье он сказал: