Искатель. 1987. Выпуск №6

— Здравствуйте, Стефан. Вижу, что вы уже все знаете. Не обращайте внимания на Барри… Он сильно сдал. Машину отпустили?

— Да.

— Правильно. Я отвезу вас в отель. Простите, что не предложила вам остановиться у нас. Вам было бы… тяжело.

В выстуженной кондиционером гостиной стоял полумрак, Барри Дэвис сидел в глубоком кресле. Узнать его было трудно. Так внешность может изменить злокачественная опухоль или горе.

— Привет, Стефан! — он помахал мне рукой.

— Здравствуйте, старина. Какого черта у вас такой мрак?

— Сейчас Кристина зажжет свет и принесет что-нибудь выпить. Или вы по-прежнему трезвенник?

— Как вы себя чувствуете, Барри?

— Уже лучше. Проклятая тропическая малярия. Здесь особая, примахиноустойчивая форма.[7] Да садитесь же! И не делайте вид, что вы ничего не знаете. Мальчика нет, его застрелили в Ольстере во время студенческих волнений.

Сухое, желтое лицо Барри дернулось. Несколько секунд он сидел с закрытыми глазами, потом заговорил медленно, с трудом:

— Что вам не сидится в штаб-квартире, Стефан? Неужели не надоела Африка? Впрочем, вопрос идиотский. — Дэвис усмехнулся. — Африка — болезнь, что-то вроде медленной инфекции. Если заразился, то уже на всю жизнь. Расскажите лучше, как Варвара?

— Варвара в Москве. И у меня уже были билеты на самолет. Отпуск.

— А вас понесло к гачига! Меня всю жизнь окружали ненормальные люди.

— Что ты болтаешь, Барри? — тихо сказала Кристина.

— Милая, ты б лучше принесла напитки и лед. Послушайте, Стефан, будьте благоразумны.

— И это вы говорите о благоразумии?

— Не тот случай, старина. Эпидемия лихорадки у гачига скоро заглохнет. Кончится горючий материал — и конец. Племена изолированы, контакт с соседями ограничен.

Старческий, дребезжащий голос здесь, в комнате с глухо закрытыми портьерами окнами, производил странное впечатление. Мне даже показалось, что в кресле сидит вовсе не Барря Дэвис, а какой-то другой человек, усталый, больной, равнодушный.

Мне приходилось встречать европейцев, долгие годы проживших в Африке, и у них, даже от более пустяковой причины что-то вдруг ломалось внутри, какой-то точный прибор вроде гирокомпаса, позволявшего держать курс И человек начинал стремительно опускаться, терял интерес к окружающему, начинал пить. Болезнь тропиков, усталость. Барри в Африке двадцать семь лет.

Кристина вкатила столик с напитками и ведерком со льдом.

Дэвис оживился.

— Стефан, может лучше сварить кофе? — спросила Кристина.

— Да, пожалуй.

— Мне иногда кажется, Стефан, что вы притворяетесь… Для чего, дьявол вас раздери, вам нужна роль подвижника? Неужели вы не видите, что мир катится в преисподнюю? Африка есть, но и она скоро погибнет. Вспомните пророческие слова Нейбергера:[8] «В конце концов удушливый туман, пропитанный дымом и копотью, окутает всю землю, и цивилизация исчезнет…»

— Признаться, Барри, мне больше по душе оптимизм Шарля Николя.[9]

— Николь — идеалист. Мой сын тоже был идеалистом. Его убили пластиковой пулей выстрелом в упор. Боже мой, что происходит в мире! «Красные бригады», террористы, мальчишки-студенты, воюющие с регулярными войсками, мафия, наркоманы… Где милосердие, Стефан?

Дэвис умолк, через несколько секунд совсем другим тоном спросил:

— Конечно, вы привезли что-нибудь новенькое, не так ли? Например, противовирусный препарат или вакцину?

— Вакцину.

— Я не дам и двух пенсов, Стефан, за вашу голову. Таков закон талиона!

— Это еще что за штука!

— Царь Вавилонии Хаммурапи почти четыре тысячи лет назад ввел закон талиона — возмездие за врачебную ошибку. Бросьте, Стефан, свою дурацкую затею

— К черту царей Вавилонии, Барри. Вы ведь знаете, я все равно буду заниматься этим делом.

— Добавьте — бессмысленным делом.

— Допустим. Скажите, что за человек Торото? Ему можно доверять?

— Торото — толковый парень К нему благоволит президент. Говорят, Торото — его внебрачный сын. Мать Торото — женщина богатая: бензоколонки, плантации кофе и прочее. Торото учился в Лондоне. Хороший, насколько я могу судить, специалист. Господи, как мне все надоело! Политики отняли у меня сына, Стефан… Будь они прокляты!

Приехав в отель, принял две таблетки снотворного. Проснулся я вялый, с чугунной головой. Две чашки крепкого кофе, выпитого в баре, несколько подняли настроение.

Дождь, видимо, перестал только под утро, площадь перед отелем слегка парила. В огромной луже у бензоколонки азартно плескались ребятишки. Их тела блестели на солнце, точно смазанные жиром.

«Тоета» стояла в условленном месте. Абачуга встретил меня радостной улыбкой.

— Как поживаете, бвана?

— Лучше не бывает.

— Доктор Торото не мог заехать за вами…, Дело в том, что пришел мой брат Анугу.

— Вот как?

— Пришел с хорошей вестью.

— Тогда едем.

«Тоета» лихо развернулась и, разбрызгивая лужи, помчалась по пустынному шоссе.

В кабинете Торото сидели Мгунгу, Акоре и незнакомый африканец лет тридцати в жеваной армейской рубахе и шортах, забрызганных грязью.

При моем появлении все встали, точно я был генералом.

— Доброе утро, мистер Эрмин, — Торото крепко пожал мне руку, — надеюсь, у вас все благополучно?

— Да, конечно.

— Познакомьтесь… Это Анугу.