Искатель. 1988. Выпуск №6

— Пусть так. Возможно. Но тогда тем более надо потолковать с Бангеевым! Согласен, он станет все отрицать. Поставим его в известность, что мы побывали на его даче.

— А как ты объяснишь ему наш интерес именно к его даче — на отшибе третьесортного курорта, по окончании дачного сезона? Что ж, выложи тогда и про записочку в потайном кармане Кандиларова, и про вертолет… Молчишь? — Полковник нахмурился. — Может, по-твоему, подоспело время раскрыть наши карты?.. Как ни странно, я верю, что Насуфова послал на дачу Бангеев. Не обои, конечно, менять. Я сам согласился бы поговорить с Нанай Маро, но только при условии, если вы найдете благовидный предлог для такого свидания. Вот и придумайте!

— А что тут думать? — сказал Тодорчев. — Районное начальство посетило курорт с целью профилактического осмотра. Иван, как и положено сторожу, сообщил, что неизвестные лица проживали на даче в отсутствии владельца. А так как последний прописан в Софии, нам поручили его уведомить.

— Браво, юноша, — похвалил стажера Цветанов. — Твое предложение элементарно просто, даже наивно, этим-то и подкупает. Как говорится, оно жизненно достоверно. Но ставлю еще одно условие. Кто-то — может, даже Бурский, если он для надежности согласится снова привлечь своего приятеля журналиста… — Говоря о Лилкове, полковник хитро прищурился. — Да, так если они подскочат к Ивану и убедят его играть нашу игру. Без этого игра не выйдет.

Так и решили. Оставался еще вопрос о бриллиантовом перстне для Нанай Маро. Без перстня Шатев не мог показаться в «Пуэрто-Рико», ибо милиция, как и следовало ожидать, не располагала уникальными драгоценностями. Обратились в «Ювелирторг», но и там только руками развели. А с фальшивым колечком и соваться не стоило. Перстень, предположим, нашелся бы в музее. Но надо ведь будет дать его в руки покупателю. Значит, рисковать государственным достоянием? Конечно, можно устроить так, чтобы милиция, внезапно нагрянув, изобличила спекулянтов и конфисковала якобы краденую вещь, но такие сложности только запутали бы и без того нелегкое дело.

Чтобы не заглох интерес к сделке, Шатев все же явился в бар, повидался с Нанай Маро. Легенда была такая: перстень покойного деда завещан ему, внуку, да бабка никак не хочет отдавать — как же, воспоминание о супруге, который носил перстень со дня свадьбы и до самой кончины.

— Стало быть, старушка выпендривается? Бывает, — сказал Нанай Маро. — Сможешь вырвать — тащи, поглядим. А так, байками пробавляться — мерси.

Пришлось капитану убраться восвояси. Но кроме холодочка, а может, и подозрения, с каким встретил его Насуфов, не укрылось от внимания Шатева еще кое-что: бармен разглядывал его с предельной внимательностью, словно желая запомнить. А всех «шестерок» как ветром сдуло.

24 октября, четверг

Вечером Бурский позвонил Лилкову:

— Эй, борзописец, не желаешь еще разочек посмотреть на лучшие в мире горы?

— Излишний вопрос. Всегда готов. Уж не открываете ли вы новый автомобильный маршрут: София — Старая Церковь?

— Тебя шеф отпустит?

— Я замещаю главного — его вызвали в столицу, на очередную перековку. Так что нынче я сам решаю, сочинить ли очерк о дровосеках или эссе о надоях молока на высокогорных пастбищах. Когда тебя ждать?

— Выезжаю в шесть тридцать.

— В восемь ноль-ноль кофе будет на столе. Чао.

Через полтора часа бешеной автомобильной гонки Бурский позавтракал у друга, а затем оба сели в машину. Свежий осенний ветерок продувал насквозь, пришлось включить печку. Когда тронулись в путь, Лилков закурил и, подняв воротник плаща, сказал:

— Я решил взять у тебя интервью. Ты не против? Бурский пожал плечами.

— Вероятно, тебе известен один из принципов журналистики: ненаписанные материалы не публикуются, неопубликованные — не оплачиваются. Записывать тебя я не буду, печатать — тоже. Как видишь, интервью вполне бескорыстное.

— Вопрошай, — разрешил майор.

— Вопрос первый. Ты давно уже кандидат юридических наук, это дает тебе большие возможности развернуться в жизни. Почему ты ими не пользуешься?

— Пользоваться?

— Я в хорошем значении! Ты мог бы работать в НИИ. Или стать судьей, прокурором. Работенка культурная, всеми опять же уважаемая… А то, чем занимаешься ты, не только не уважают, но даже и побаиваются.

— Ты ведь, Пухи, сам как-то мне объяснял, в чем разница между автором и редактором. «Кто может — пишет. Кто не умеет — редактирует». Я ничего не спутал?

— Ты конец позабыл! Конец — такой: «А кто и редактировать не способен, сочиняет критические статьи. И уж на самом последнем месте — преподающие литературу».

— Ну, у нас — нечто подобное: одни (первые!) раскрывают обстоятельства преступления, отвечают на классических семь вопросов: что, где, когда, кто, почему, каким способом и, наконец, с чьей помощью. А после них другие — вторые, третьи, четвертые и прочие — оформляют, предлагают, обвиняют, решают, исполняют, судят, милуют и все такое прочее! И все это в зависимости от деятельности первых. Да, я хочу быть среди первых! Среди тех, кто раскрывает преступления, кто решает логические задачи, подбрасываемые жизнью.