Искатель. 1989. Выпуск №1

— Да ты кто тако-ов?! — зарычал Бородулин. — В щебенку тебя, щенок!

— Не хами, Бородулин! — погрозил пальцем Гермес. — Ты с богом говоришь, с вестником Зевса.

— Что тако-ое?! — взбеленился атлант. — Кто здесь сказал «бог»? Какой такой еще «бог»? Где «бог»? Да мы их всех давно с пьедесталов поскидали! А которые остались, пускай в тряпочку помалкивают! И-ишь, растявкался мне тут: «бо-ог»!..

Бородулин раскрыл папку, схватил ручку, как кинжал, и занес ее над бумагой:

— Вот он, Проект решения, вот он, родимый! Сейчас подмахну, и дело с плеч!

— Ах ты, выскочка, ах пакостник! — гневливо воскликнул Гермес. — Ну, погоди же… Я знаю, что с тобой делать!

Он внезапно распахнул пиджак и выдернул из внутреннего кармана мраморный кадуцей. Бородулин испугался.

— Что-о?! Убить меня хочешь, аристократ, мозгляк?! — Он яростно застучал ногами, что напоминало автоматную очередь. — Не посмеешь! Да на мне все держится! Все-о-о!

Гермес неожиданно ударил атланта кадуцеем по голове. Тот окаменел. Пальто сползло на пол.

— Волею гения, давшего мне божественную власть над изваяниями, ввергаю тебя, атлант, в рабскую покорность! Пиши на этой бумаге: «Запретить».

Из каменного горла Бородулина вылетели звуки ужаса: «Ва-ва-ва». Медленно водя тяжелой рукой, он начертал корявыми печатными буквами требуемое, отвалился на спинку стула и замер.

Гермес подхватил документ и вышел из кабинета, сказав на прощание:

— Страшись казни, атлант.

В приемной бог подал секретарше бумагу и властно бросил:

— В приказ.

Ах, если бы автор обладал такой же властью над героями, как Гермес над изваяниями, то на этом месте можно было бы поставить точку. Но, увы, нет у него такой волшебной власти! Есть только чистый лист бумаги, старомодное стальное перо и пузырек с чернилами. Часто и вопреки воле автора перо это своенравно скользит по бумаге, выводя из тьмы несуществующего героев, не желающих мириться с уготованной им участью.

Смирилась ли Капиталина Гавриловна с собственной гибелью? Да и погибла ли она вообще? Казалось бы, все кончено. Голова отделена от туловища. Но нет, не тут-то было! Мы забываем, что имеем дело не с человеком.

Голова Капы, причитая и проклиная палачей, долго лежала на снегу. Шикин из-за сугроба, покуривая, слушал ее страстные обличения, и в сумерках его души, в подвалах интеллекта чертополохом расцветала мысль:

«Да, это сюрчик в чистом виде. Рассказать в компании — не поверят. Такую вещь приятно иметь как раритет. Можно будет поставить ее на стол».

Докурив последнюю сигарету, Шикин осторожно покатал ногой голову кариатиды.

— Капиталина Гавриловна, вы не будете кусаться, если я переложу вас в авоську?

Уткнувшись носом в снег, Капа, вернее, голова ее, злобно пробурчала:

— Смотри, чурка деревянная, как бы с тобой того же не сделали…

— Ну-ну, — снисходительно укорил ее литератор. — В вашем положении я бы вел себя скромнее.

Шикин аккуратно завернул голову в газету, положил в авоську и понес домой.

С этого знаменательного дня в творчестве писателя начался новый период — исторической фантастики. Голова, лишенная туловища, трепала языком без устали. Ока поведала о Зенине-Ендрово, о гусарских пирушках и лихих эскападах с цыганками. Шикин лишь ввел в эту схему фигуру мрачного пришельца и написал большую повесть, вернее, маленький роман под названием «Мои пенаты (из записок алхимика)».

Есть достоверные сведения, что Капиталина, даже в изувеченном виде сохранившая цельность характера и жажду власти, поработила беднягу фантаста совершенно и даже покрикивала на него:

— Ты, бумагомарака задрипанный! Фамилию мою небось забыл поставить в книжке-то? И гонорар весь прихапал! Смотри, покусаю! Я такая! Я могу!

Шикин не знал, как бороться с Капой: выбросить на помойку — жалко, подарить знакомым — боязно (выдаст), оставить дома — чревато тем, что действительно покусает, а то еще и Горло перегрызет! Пришлось держать голову в холодильнике, где она лежала на нижней полке рядом с кочаном капусты и негодующе выла.

И вот однажды, когда холодильник испускал особенно гнусные звуки, трещал и качался, к Шикину пришли. Он открыл дверь и… о, ужас!.. Перед ним стояло безголовое туловище кариатиды. Как оно выбралось из сугроба, как нашло дом Шикина — тайна. Можно предположить, что между разрозненными частями изваяния существовала некая удивительная связь, некое тяготение друг к другу.

Фантаст от страха упал под вешалку. Туловище надвигалось на него, с мольбою протягивая ручищи. Оно требовало голову. Временная слабость писателя прошла, когда он понял, что туловище не очень агрессивное. Коварно улыбаясь, Шикин выпихнул этот ходячий кошмар за дверь и бросился звонить в «УПОСОЦПАИ».

— В телефоне, — ответили ему. — Бабаев.

— В телефоне. Шикин, — отрапортовал писатель.

— В чем дело? Я очень занят.

— Тут, некоторым образом, Капиталина Гавриловна пришли. Голову свою требуют.

— Вздор. Она умерла.

— Как же-с, когда голова у меня в холодильнике, а туловище в дверь бьется, пустить требует. Того и гляди всю квартиру разнесет!

— Это серьезно. Выезжаю. Бывай.