Искатель, 1991 № 6

На этот раз Лидка учинила такое, что Викентьева передергивало от одного воспоминания. Прямо ночью, дура! Он тоже завелся, да так, что готов был плюнуть на инструкция, служебную дисциплину, бдительность- все то, что сидело в каждой клеточке его тела, спинном мозге, что составляло основу личности Железного кулака, отдавшего службе более двух десятков лет, уже разжал зубы, чтобы открыть глаза этой идиотке, чтобы узнала, после чего она выкручивает мужу все нервы… Только рот открыл, а она завизжала истерически: «Хватит врать, ты все что угодно придумаешь, ты любое, любое нагородишь, как еще не догадался сказать, что бандитов своих по ночам расстреливаешь!» У него аж в глазах потемнело, еле-еле руку сдержал, да в стену, со всего размаха, так кусок штукатурки и вывалил…

— Ни с кем я не ругался, — буркнул второй номер. — Работы много.

И, чтобы закончить разговор, подвел итог:

— Считаем, Попов нормально вошел в работу. Значит, обкатается.

Валера Попов полностью использовал все три дня отгула. Чувствовал он себя нормально, об операции почти не вспоминал. Погуляли с женой по городу, сходили в кино, зашли в гости к приятелям. Валентина не могла нарадоваться на новую работу мужа, Валеру это коробило, отчего-то делалось стыдно. Он понял, что никто и никогда не рассказывает своим близким об операциях «Финала», и Викентьев хорошо это знал, когда предлагал самому решить — стоит ли откровенничать с женой.

На службу Попов вышел с угрызениями совести — несделанная работа должна была лечь на Гальского.

Женьки на месте не было, судя по бумагам на столе, в прошедшие дни он тоже не работал. Попов просмотрел ответы па запросы, рассортировал накопившиеся документы. Ничего положительного.

Сергеев вошел бесшумно, как большая кошка. Сухо поздоровался, положил перед коллегой листок с записями.

— Когда мы возвращались из Степнянска, эту машину проверял на трассе какой-то странный пост. Ни одна из служб его не выставляла, в дивизионе тоже ничего не знают. Викентьев рассмотрел сержанта — он похож на фигуранта «Трассы».

Попов прочел записку.

— Черная «Волга»… Наверное, она нас и обгоняла…

— Я вызвал водителя на пятнадцать. Займись.

— Чего такой хмурый? — улыбнулся Попов, но ответной улыбки не увидел.

— Женька заболел. Пошел в пашу поликлинику, его сразу в онкологию. А сейчас Вера звонит, плачет… Надо ехать разбираться…

— Я с тобой.

По дороге Попов думал о черной «Волге». Если она напоролась на преступников, то появляются хорошие свидетели. Хотя если это были преступники, то почему они их отпустили?

Только когда подъехали к зловещим серым корпусам онкологического диспансера, у него шевельнулась тревога: почему сюда? Ну кололо в боку, мало ли что бывает… А здесь-то все — предел…

Женька лежал в четырехместной палате, чувствовалось, что Он испуган, выбит из колеи обстановкой, хмурыми, с печатью обреченности лицами больных и холодной отстраненностью персонала.

— Черт знает что, — растерянно улыбаясь, говорил он. — Положили, ничего не говорят, теперь собираются выписывать…

— Ну и хорошо, — бодро сказал Попов. — Дома полежишь недельку — и вперед!

— Как чувствуешь? — спросил Сергеев и тоже постарался изобразить улыбку. — И вообще — как тут?

— Да вроде ничего… Колет на вдохе, а так нормально. Я стараюсь глубоко не дышать, тогда все хорошо… А тут у них порядок, чистота. Веру без сменной обуви не пропускали, домой возвращалась… Вы-то как прошли?

— А не было никого на входе…

— Ну, наверное, и те так проходят, без всякой сменной обуви. Болтают, что их нарочно пропускают, но вряд ли…

— О ком ты? — Попов обратил внимание, что Женька сильно изменился, хотя и не мог понять, в чем состоит суть этих изменений.

— Спекулянты… Конфеты продают по десять рублей, кофе растворимый по пятнадцать… С доставкой…

— А зачем тут?

— Чтоб врачам дарить… Родственники берут… Сам видел — женщина слезы вытерла и улыбается сестре: «Презентик возьмите…»

— Расстреливать их, сволочей, надо, — громко сказал тучный мужчина с соседней койки. — Только кто тогда останется…

Попов почувствовал, что говорить с товарищем не о чем: он находился в другом мире, и все, что происходило вне его, Гальского не интересовало. Эта потусторонность относительно обычной жизни и бросалась в глаза. Рассказывать о черной «Волге» было бы просто глупо.

Наступила томительная пауза.

— Ладно, Женя, мы переговорим с заведующим, узнаем, что к чему, потом зайдем, расскажем, — мягко сказал Сергеев и встал.

— Узнайте, ребята, узнайте, — оживился Гальский. — Только аккуратней… Он мужик строгий, а вы без сменной обуви…

«Что он, бедолага, зациклился?» — подумал Попов и тут же получил ответ на свой вопрос.