«АГ!
Я имел пространную беседу с мистером Джессапом и не утаил ничего, имеющего отношение к нашему расследованию. Следовательно, вы тоже ничего не станете утаивать. Мы связаны с ним обязательствами, и я думаю, он с нами окончательно и бесповоротно.
Я сложил записку, убрал в конверт и вернул его Джессапу.
— Хотел бы получить ее потом в качестве сувенира, сказал я, но Уэлч по возвращении меня обыщет. Ну что ж, я вам все расскажу, но сначала два-три вопроса. Где мистер Вулф?
— В хижине мисс Роуэн. Я письменно уведомил власти, что он находится под арестом и все эго передвижения мною контролируются, а также распорядился, чтобы ему не докучали без моего ведома. Юридическая ценность данного документа сомнительна, но он, вероятно, сослужил свою службу. Ваш следующий вопрос?
— Чем проломили череп Сэму Пикоку?
— Камнем размером не больше вашего кулака. Его ударили им три или четыре раза. Камень нашли на земле футах в двадцати от машины. Доктор Хатчинс отправил его в лабораторию в Хелине, но даже после беглого осмотра он убежден, что именно этот предмет послужил орудием убийства. По его словам, поверхность камня слишком груба, и на ней не осталось отпечатков пальцев.
— Кто-нибудь высказывал какие-либо предположения?
— Нет. Разве что о вас. Вы находились там, и вы знаете, как устроены люди… В записке мистер Вулф пишет, что вы связаны со мной, и, как он считает, я связан с вами. Он прав. Мне вас навязали, и я молю Бога о том, чтобы мне не пришлось провести остаток жизни в раскаянии. После беседы с мистером Вулфом я убедился, что Сэма Пикока вы не убивали. Но моего положения это нисколько не облегчает. Мистер Вулф считает, что убийства Броделла и Пикока связаны между собой. Я тоже так считаю.
— Безусловно. Готов спорить на что угодно.
— Почему?
— К этому мы еще вернемся. — Я откинулся на спинку стула и скрестил ноги. Сидеть на стуле гораздо удобней, чем на табуретке в камере. — Естественно, вам хочется сравнить то, что скажу я, с тем, что сказал мистер Вулф. С чего мне начать?
— Со дня его приезда. Если мне понадобится уточнить детали, я задам вам вопросы.
Я принялся рассказывать. Особых усилий это не требовало, поскольку ничего важного скрывать не собирался. Приходилось лишь задумываться, включить или опустить ту или иную деталь, и я, чтобы избежать сомнений, включил их все. Лишь не упомянул о телефонном звонке Солу Пэнзеру, поскольку он находился за две тысячи миль от ведомства Джессапа. Что до разговоров, я передал только их краткое содержание, кроме беседы Вулфа с Сэмом Пикоком в пятницу вечером — ее я передал дословно. Джессап оказался хорошим слушателем и лишь два раза задал вопросы, но ничего не записал. Закончил я двумя последними имеющими отношение к делу разговорами — моим с Пегги Трюетт в танцзале и с Вулфом в «Музее».
— Затем мы вышли к нашей машине, открыли дверцу и все увидели. Сомневаюсь, чтобы вас интересовало то, что последовало за этим, поскольку оно имеет отношение ко мне, а не к расследованию. Я немного охрип — пересохло в горле. Обслуживание в номерах внизу не слишком хорошее. Тут случайно нет воды?
— Простите. Как же это я… Мне бы следовало… — Он встал. — Шотландское или ржаное?
Я сказал, сойдет и вода, но виски, безусловно, тоже не помешает, и Джессап прошел к холодильнику в углу комнаты, вытащил из него бутылки. Женщина нашла бы в его действиях единственный недостаток — он не воспользовался подносом. Когда оп вернулся на свое место, на столе передо мной стоял большой стакан с плавающими в виски двумя кубиками льда и кувшин воды. Сам Джессап тоже держал в руке стакан. Я долил свой до краев водой, поставил кувшин так, чтобы Джессап мог до него дотянуться, и выпил.