— Не стоит трудиться, — сказал Гиллель. — Он у меня, — и поднял пистолет с сиденья глубокого кресла, где заранее спрятал его.
— Чего вы хотите? — спросил Геслер, стараясь выиграть время.
— У тебя в жизни было немало всякого, Геслер, — сказал Гиллель.
— Ты совершал преступления именем своего Фатерланда, легитимные преступления, убийства, пытки на законном основании. Ты был шефом концлагеря и расстреливал, вешал, обезглавливал людей, увечил их, чтобы жить так, как тебе хотелось. Все эти годы я не мог забыть тебя, я думал о тебе. Слава Богу, наконец-то, я нашел тебя.
Геслер снял очки. Водянистая голубизна радужной оболочки его глаз почти сливалась с белой роговицей. Это были маленькие, жестокие, омерзительные глазки.
— Не знаю, кто напичкал вас этими россказнями о некоем Геслере, — сказал юн, подходя к маленькому столику, на котором стояла бронзовая фигурка льва. — Меня зовут Андрес Гузман. Я приехал сюда с Кубы, а мои родители были немецкими эмигрантами, вот почему я говорю по-немецки. Этот дом я построил с разрешения швейцарского правительства. Вы заблуждаетесь, принимая меня за кого-то другого.
— Тогда, в тот день, когда ты допрашивал меня в своей резиденции, на тебе был халат в синюю и белую полоску. И эти очки я тоже помню.
— У меня никогда не было халата. Я не ношу халатов. Можете заглянуть ко мне в спальню и убедиться в этом. Никаких халатов вы у меня не найдете, — Геслер оперся руками на стол, как бы случайно совсем рядом с бронзовым львом.
— Я давно уже знаю, где тебя искать. Мне написал об этом в Бойконур один немецкий ученый. Ты избежал преследования на Кубе, полиция Батисты не тронула тебя, а потом ты стал его послом в Перу. Ты держишь деньги нацистов в швейцарских банках и готовишь новые кадры убийц, сплачиваешь их вокруг себя и ждешь своего часа, чтобы использовать их в деле. — Гиллель поднял пистолет. — Десять тысяч ночей и дней я думал о тебе. Это была моя молитва. Как часто представлял я себе тот миг, когда снова увижу тебя и сделаю то, что сделал ты с десятками тысяч ни в чем не повинных людей.
— Какой-то бред! — поморщился Геслер. — Да вы и прожить-то еще не успели десяти тысяч дней и ночей. И мы с вами никогда не встречались. Я вижу вас впервые в жизни.
Гиллель взглянул на вороненую сталь пистолета.
— Вот что я должен сделать, — сказал он. — Я не смогу жить, если не сделаю этого.
— Придите в себя, слышите?! Кто надоумил вас убить меня? Вы, кажется, всерьез верите, что вы Хаузер, что вас кастрировали и все такое. Разве у вас нет жены или любовницы, спите же вы с какой-нибудь женщиной? Как вас зовут? Отвечайте мне, кто вы!
Рука Геслсра между тем уже легла на бронзовую фигурку льва и крепко обхватила ее. Только бы выиграть время, думал Геслер, только бы еще немного затянуть разговор с этим психопатом.
— Кто вы?! — словно команду прокричал Геслер голосом, в свое время нагонявшим ужас на стольких людей, и заметил, что этот вопрос приводит незнакомца в замешательство, сбивает его с толку. — Вы совсем не похожи на человека, способного убить. Хладнокровные убийцы — люди особого склада, вы не из их породы. Вы не сумеете выстрелить, даже если очень захотите. И до сих пор вы так и не сказали мне, кто вы?
Гремящий голос Геслсра отдавался в мозгу Гиллеля гулом горного обвала, причиняя мучительную головную боль. Так кто же он? Хаузер? Нет, он Гиллель Мондоро. Депрессия — депрессия Хаузера, — которой он боялся больше, чем физических мучений, овладела им, стеснила его грудь, мешала ему дышать. В эту минуту Гиллель не видел перед собой ничего, кроме ненавистного рта Геслера, громыхавшего словами, словно молотком вбиваемыми в сознание Гиллеля Мондоро Вся безграничная горечь, накопившаяся в сознании Хаузера, стала невыносимой для Гиллеля, убивала его.
Хаузер должен умереть.
Геслер изо всех сил швырнул бронзовую фигурку льва в голову Гиллеля, и в тот же миг Гиллель выстрелил. Лицо Геслера как будто раскололось на множество кроваво-красных частей, но больше Гиллель ничего уже не видел. Геслер не промахнулся — мрак и безмолвие поглотили Гиллеля, и мир навсегда исчез для него.
Глава 26
Сквозь тучи пробилось солнце, и толпы туристов высыпали на берег озера Лугано. Кори медленно брел, сам не зная, куда, и смотрел, как чайки с пронзительными криками устремлялись к воде и жадно хватали крошки хлеба, бросаемые в воду людьми. Кори чувствовал себя усталым, очень усталым. Он только что расстался в отеле с Карен, сказавшей ему, что у нее, кажется, будет ребенок. Узнав об этом, Кори приложил немало усилий, чтобы ободрить Карен, но сам он тоже был подавлен и встревожен Не окажутся ли чуждые РНК подобны по своему действию хромосомам? Поскольку ДНК и РНК образуют блоки, не унаследует ли ребенок черты характера Хаузера? Есть ли дно у ларца Пандоры, приоткрытого им?