Искатель, 1997. Выпуск №9

— Бородин, что ли?

— Не знаю Да и о пещерах он вскользь сказал.

— Когда я перед войной в веттехникуме учился, — всякий раз, начиная с повтора, Борис Федорович добавлял все новую и новую информацию, — то порасспрашивал стариков. Начинались пещеры в Рождествене, в овраге между церковью Рождества и дворцом Рукавишникова. И шли аж до Батова!

— Под Оредежью?

— Не знаю. Сам не лазил. Но до революции мужики красили поросенка краской и пускали в пещеру. И он на следующий день выходил в Батове.

— Зачем поросенка красили?

— Чтобы без обмана. Вдруг подменят.

— А почему пускали поросенка, а не собаку?

— Запускали и собак, да они оттуда пулей вылетали. Метров десять — пятнадцать пройдет нормально. Только рычит. И тут же с визгом назад. А потом ближе, чем на километр, к пещере не приближается. Вот свинья — животина храбрая.

— Может быть, волки там жили. Или мишка?

— Скажете тоже! В деревне — волки?! Если только двуногие. А вы просто из любопытства спрашиваете или дело какое? — хитрющие глаза Бориса Федоровича так и впились в Корнилова. Игорь Васильевич покачал головой и не смог удержаться от улыбки.

— Ну, Борис Федорович, у вас и хватка! Кто из нас в уголовном розыске служил? А может, вы в годы войны смершевцем были?

— Да, нет! Какой СМЕРШ?! Царица полей — пехота! Я чувствую, вам про пещеры интересно, поэтому и спросил. Вы не думайте, я секреты хранить умею. Так, что если… — он не договорил, глянул на Корнилова многозначительно.

Генерал промолчал.

— Ладно. Я человек доверчивый. Даже попрошайкам в электричке верю. Не верю только нашим правителям. Ворье и жулики. А коли вам про пещеры интересно — слушайте. В конце Церковной улицы до войны стояли скотные дворы и бойня. А еще раньше — часовенка. Так эта часовенка провалилась в одну из пещер. Года три из-под земли торчал купол с крестом. Это я сам в детстве видел.

Два года назад меня разыскал спелеолог. С Питера. Фамилию не помню, где-то есть в дневнике. Я давно дневник веду. Лет сорок. Записываю про явления природы, интересные встречи. Кто спелеолога ко мне послал, не знаю. Видный мужчина, молодой, красивый. С полной спелеологической оснасткой. (Корнилов знать не знал, какая она, спелеологическая оснастка, но прерывать собеседника не стал.) С собакой приехал — с терьером. Поводил я его по окрестностям, показал одну пещеру, ту что еще не обвалилась. Она кажется, и сейчас сохранилась. Только я давно там не был.

Спелеолог сначала пустил туда собаку. Собака не пожелала прогуляться. Тогда он прицепил ее на поводок и — гуляй Вася. Сам туда отправился. Верите ли — пять раз она от него вырывалась. Шерсть дыбом, дрожит, повизгивает. Я все удивлялся, как она своего спелеолога не покусала? Верная псина.

— Ну, и что же он там нашел?

— А ничего. Не решился без терьера путешествовать. Попрощался. Поблагодарил меня и уехал. Обещал привезти своих друзей и обследовать пещеру, да так и не приехал. А, может быть, и приезжал, а ко мне не зашел.

Менеджер по расселению

У подъезда «Прибалтийской» тоже толпились интуристы. Поджидали запаздывающих коллег, чтобы потом рассесться по экскурсионным автобусам и отправиться на свидание с Северной Пальмирой. С подлинным Санкт-Петербургом, а не с его окраинами. С Дворцовой площадью, Эрмитажем, Исаакием, Стрелкой Васильевского острова.

В холле гостиницы стоял приглушенный гул, слоился сигаретный дым. Можно было уловить аромат трубочного табака, затхлый запах сигар.

Фризе внимательно осмотрелся: ни в толпе туристов, ни у стойки администрации, Тосико и ее подопечных японок он не увидел. Когда места забронированы, на оформление уходят минуты.

Вид из номера на Финской залив согрел Владимиру душу. Он любил море, водную гладь, а сейчас залив, позолоченный солнцем, был прекрасен. Вдали просматривался Кронштадт, зеленые берега Карельского перешейка. И неважно, что питерцы называли этот морской уголок даже не Финским заливом, а Маркизовой лужей. Сегодня Фризе эта «лужа» порадовала. Радовали кораблики на горизонте, редкие утренние купальщики на пляже.

«Как жаль, что этим видом я буду любоваться не слишком часто», — подумал Владимир и спустился в вестибюль. Там он не спеша обошел киоски, торгующие полезными и бесполезными мелочами. Купил зубную щетку, пасту, какие-то лосьоны и гели. Его «Прибалтийский» номер должен выглядеть обжитым. Он даже приобрел три розовые махровые гвоздики, с тайной надеждой вручить их вечером Тосико.

Разгуливая по просторному вестибюлю, Фризе все время посматривал в сторону лифтов: не появится ли девушка? Японки и японцы, нагруженные фото и видеотехникой, все время мелькали перед глазами, толпились у киосков. Но это были чужие японцы и японки.

Два коротко остриженных амбала, удобно развалившиеся в низких кожаных креслах, привлекли внимание Фризе тем, что не удостоили его даже косого, мимолетного взгляда.

Сыщик давно усвоил — заинтересованность может выдать не только чье-то пристальное внимание к тебе, но и попытка показать его полное отсутствие.