Искатель. 2009. Выпуск №06

Обсерватория наша располагалась в ста сорока километрах от города, в Шемахинских горах, там поставили новый, чуть ли не лучший в Европе телескоп с диаметром зеркала два с половиной метра — немецкая машина фирмы «Цейсс», и из Восточной Германии к нам приезжали специалисты. Впрочем, я-то был теоретиком, и какое это было и для нас счастливое время! Несколько спутников, запущенных американцами — УХУРУ, УХУРУ-2, «Пикник», — исследовали небо в таких диапазонах, какие раньше были недоступны для наблюдений: ультрафиолет, рентген, инфракрасная область. Мы с шефом решали уравнения движения межзвездного газа, притягиваемого нейтронной звездой или коллапсаром — звездой, сжавшейся в точку.

Помню свою первую статью в московском журнале — у нас получилось, что если звезда обладает магнитным полем (а она непременно должна им обладать), то падающий газ должен направляться по магнитным силовым линиям к полюсам, и тогда излучение будет переменным — а ведь раньше все считали, что нейтронная звезда излучает просто как очень горячее тело! — и период переменности непременно должен совпадать с периодом вращения звезды.

Понимаю, что для вас, отец Александр, это темный лес, но для меня статья в столичном журнале была самым важным событием в той жизни. Американцы готовили к запуску орбитальную обсерваторию, где наши расчеты легко можно было проверить. Мы с шефом и название таким объектам — еще не открытым — придумали: рентгеновские пульсары, по аналогии с пульсарами, которые открыл Хевиш и получил за это открытие через год (небывалый случай!) Нобелевскую премию. Вслух мы с Сабиром об этом не говорили, но у каждого в голове, конечно, теплилось: если «наше излучение» обнаружат, то…

И с Мариной все было хорошо. Она работала в биологической лаборатории республиканской больницы, жили мы с ее матерью, потому что в квартирке, где прошло мое детство, еще для одного человека места не было. Мы с Мариной не представляли, как могли бы… ну, вы понимаете, за занавеской родители, и каждое движение слышно. А у Марины с матерью была двухкомнатная jb новом микрорайоне, и мы жили в отдельной комнате, вы себе не представляете, какое это было счастье: уйти вечером к себе, запереть дверь, чтобы никто не… правда, теща и не пыталась…

Но детей у нас не было, не получалось почему-то. По понедельникам я уезжал в обсерваторию, возвращался в пятницу, как полярник с льдины, и каждую неделю два дня, двое суток, сорок восемь часов были наши и только наши.

В семьдесят первом у меня была уже почти готова диссертация — по нейтронным звездам, конечно. Несколько статей в столичных журналах. Пару раз ездил докладывать на конференции в Москву.

Я только лет через десять ив другой жизни понял, как мне тогда везло! С женой, с работой, с друзьями. Нас было трое приятелей в обсерватории. Подружились незаметно, слово за слово, так, наверно, и рождается настоящая дружба. Возраст у нас был примерно одинаковый, Натиг Касимов на год меня моложе, занимался он звездными скоплениями, и я, бывало, приходил ночью к нему на телескоп, мы сидели у пульта, и в прорезь купола на нас глядело длинным глазом косматое от звезд небо. Потом, оставив телескоп на автоматике, мы выходили на балкон, и небо обрушивалось на нас всеми своими неразгаданными тайнами — мне казалось, что я невооруженным глазом видел далекие спирали галактик и нейтронные звезды в двойных системах, о которых писал в диссертации. Нигде и никогда больше я не видел такого огромного, плотно нашпигованного звездами и туманностями неба…

А третьим был Сема Резник. В обсерватории он работал техником, и мы втроем, а иногда к нам присоединялись девушки из канцелярии, днем в обед уходили в лес, расстилали бумажные скатерти и устраивали пикники. Какая там была природа, не передать!

У Семы был мотоцикл, подержанная «Ява», импортный, обычно наши на «ИЖах» катались, «Ява» была у немногих в городе и считалась очень надежной машиной. Сема на своем мотоцикле ездил каждую неделю из города в обсерваторию и обратно, время от времени подбрасывал кого-нибудь из сотрудников. Я на мотоцикле не любил, ветер в лицо, неудобно сидеть, предпочитал автобус. А Натиг очень часто с Семой ездил, и ничего никогда с ними не случалось.

В тот день, это был вторник, двадцать седьмое сентября семьдесят первого года, меня вызвали на почту к телефону. Междугородняя связь у нас была только с почты — еще из кабинета директора можно было заказать разговор, но все равно через почту, линия одна, работала плохо, и потому редко кто звонил домой в Баку без особой необходимости. И из города родственники тоже старались не звонить. Было часа три, когда в кабинет, где мы с шефом обсуждали магнитные поля в остатках сверхновых, заглянул Рафик Кулиев и сказал, что проходил мимо почты, его окликнула Надя, дежурившая в дневную смену, и попросила передать Дубинину, что ему звонила жена, теперь ждет обратного заказа, и пусть Дубинин сразу придет, потому что заказ уже сделан, линию дадут через полчаса.