Я смотрю в окно. Фонари зажглись, синие языки пламени танцуют под квадратными стеклянными колпаками. Одни и те же вывески. Аптеки и рестораны японского питания. Паромобиль мчится по Воздухоплавательной улице. Я живу у станции «Волкова деревня», в прошлом веке на этой территории была колония вервольфов — отсюда и название.
Олли убавляет музыку. Ему охота поболтать.
— Лихо сегодня было в «Человечках», да, брат?
Иностранные туристы, бывает, выказывают резкое недовольство обращением наших таксистов, считают это нарушением личной дистанции и все в таком духе. Им приходится объяснять, что это традиция: шофер, решив затеять беседу, обязательно добавляет «брат». Если тебе интересна тема, ты возвращаешь обращение. А если нет — значит, нет. И всем все понятно.
— Извини, я немного устал.
Олли понимающе кивает и прибавляет музыку обратно. Кажется, он не обиделся. Он чуть раскачивается под ритм, напевая себе под нос. В институте я тоже играл в группе. Когда я последний раз держал в руках контрабас? Что стало с мечтой о статусе рок-звезды? Мы не замечаем, как быстро меняемся. Наверное, где-то в памяти остается отпечаток твоих стертых личностей, реальные костюмы в воображаемом шкафу.
Я снова думаю об этой русалке. Интересно, а после смерти она обернется? Почему это меня волнует… думал бы я о ней, окажись она не такой красивой?
Вот и знакомые улицы. Я попросил высадить меня за два квартала от дома — захотелось прогуляться перед сном.
— Спасибо, брат, — говорю я, протягивая таксисту обещанную сумму. — Доброй ночи.
Олли качает головой.
— Не надо денег. Если бы ты не догадался — ее бы просто в итоге выбросили в канал. Другие люди тоже могли пострадать. Олли все видел.
— Спасибо, — повторяю я.
— У тебя прямо какое-то чутье на гибридов.
— Мой прадедушка был сатиром, — говорю я. — Все из-за этого. Впрочем, о сатирах ты знаешь не понаслышке.
— А как ты понял? — хохочет Олли.
— По твоим ортопедическим ботинкам.
Олли с вежливой улыбкой протягивает визитку:
— Звони, если что. Тебе всегда скидка у меня будет. Ночью я никогда не сплю.
— Спасибо, — в третий раз отвечаю я.
— Спокойной ночи, лекарь.
Просигналив на прощание, Олли уезжает.
Побродив недолго по парку, забираюсь на качели у дома, где снимаю жилье. Вынимаю из кармана джинов брегет, вместе с солидным отцовским гардеробом — все наследство, щелкаю крышкой. Часы показывают пять минут второго. Я поднимаю голову: ночь выдалась звездная. Качели слегка поскрипывают. Во дворе темно (у нас тут фонари не работают) и тихо. Потом где-то завыли собаки.
Чутье, говоришь? Ну, хоть с этим я разобрался.
И как-то сразу стало понятно, что еще одно лето подходит к концу.
4. ИФАС
Здание Института физиологии антропоморфных существ находится по адресу: Восьмеричная улица, дом 2. В холле института под противоударным стеклом лежит главный научный труд, с которого начались исследования в данной области, своего рода талисман направления. Он называется «Физиолог» и представляет собой сборник научных статей по гибридам; первые попытки составить его предпринимались еще в III веке нашей эры. Эту книгу не единожды теряли, сжигали как еретическую и принимались писать вновь, восстанавливая сведения по крупицам. Книга живая, в том смысле что информация постоянно обновляется, к труду подшиваются все новые листы — и, когда-то тонкая, брошюра раздалась до неподъемного манускрипта. В Европе «Физиолог» проходит под названием «Бестиарий». Как мне объяснили, научный труд планируется издать на нейроносителях: бумага уходит в прошлое, да и моддинг через гиросеть проводить сподручнее. Издавать будут собственными силами. Помощи ждать неоткуда.
Корпуса института выглядят обветшалыми (кроме того, где сидит ректор), финансирование только из государственного бюджета, а наше правительство, как известно, отнюдь не стремится вкладывать средства в развитие науки. Если только наука не пашет над созданием нового оружия. Среди ученых во все времена было немало вольнодумцев. А тех, кто способен мало-мальски соображать, гораздо труднее поставить в строй и заставить кричать «ура!» в ответ на откровенно идиотское требование. Нашему президенту приятна нация, состоящая в большинстве своем из исполнительных дебилов, ими легче управлять.
На базе института функционируют поликлиника, стационар и отделение неотложной антропоморфной помощи.
В понедельник я тщательно бреюсь (от прадедушки не досталось копыт, но донимает волосатость), опрыскиваюсь модным парфюмом «Цельсий», надеваю белоснежную рубашку и галстук, выбираю лучший из трех отцовских котелков, беру ритуальную винтовую трость (знак лекарского дома), неприлично долго верчусь перед зеркалом и, наконец, отправляюсь подавать заявление. Мои родители были военными лекарями и погибли при исполнении, когда мне было пятнадцать, — так что полагаются льготы при поступлении. Кроме того, я получаю пенсион, выплачиваемый до достижения двадцати трех лет при условии непрерывного обучения. Этих денег хватает на оплату съемного жилья (родители не успели получить свою квартиру). И еду.