Искатель, 2014 № 07

Жарких одной рукой придержал дверное полотно, а второй схватил парня за ухо и вытащил его на крыльцо. Тот заорал:

— Ай, блин!

Старший лейтенант отпустил ухо и подтолкнул Табанина-младшего к ступенькам.

— Пошли к матери. Мне надо с ней поговорить. Я из уголовного розыска.

— Это не я у Волчихи с прилавка бейсболку взял! Это Костыль! Я только на стреме стоял! — соскочив с крыльца и пятясь задом, выпалил Славик.

Жарких, стоя на ступеньках, оглядел двор и прикинул, в какую сторону может побежать от него этот шустрый паренек.

— Ладно, пацанчик, я тебя прощаю. Костылю скажешь, что старший лейтенант Жарких приказал ему бейсболку вернуть хозяйке, или я к нему сам наведаюсь. И тогда ему будет мучительно больно за бесцельно прожитые годы.

Последнюю фразу старший лейтенант услышал однажды от Посохина. Она ему так понравилась, что он стал ее частенько использовать в беседах с правонарушителями.

— Он вернет. Матери моей только не говорите!

Жарких неторопливо, чтобы не спровоцировать паренька на побег, спустился по ступенькам во двор.

— Не скажу. Можешь не дергаться. Но у меня к ней есть еще одно дело.

— С-с-с! — приложив к уху ладонь, втянул в себя воздух сквозь сжатые зубы подросток. — А-а-а!

— Пошли, пошли! Хватит болеть.

— Да иду я!

Огород у Табаниных был немаленький — соток пятнадцать. Посадки картошки занимали, наверное, две его трети. В дальнем углу огорода дергала сорняки худенькая женщина в возрасте.

— Ма! — крикнул подросток. — К тебе из ментовки пришли!

Женщина выпрямилась и приложила ладонь козырьком ко лбу.

— Чего ты там еще натворил, стервец?! — крикнула она пронзительно.

— Ничего! С тобой поговорить хотят!

Женщина вытерла руки о подол платья и, переступая через грядки, подошла к полицейскому.

— Здрасьте! Вы про этого балбеса говорить собрались? — сказала она с раздражением и посмотрела на сына.

— Здравствуйте! Нет, про старшего.

— А тот недоумок что учудил?

— Клавдия Ивановна, он просто свидетель, — как можно спокойнее сказал Жарких. Старший лейтенант уже не раз убеждался, что разговор на повышенных тонах редко бывает продуктивным. — Подскажите, где его можно найти? По телефону связаться с ним нам не удается. Оператор отвечает, что он находится или вне зоны доступа или телефон отключил.

— Так он на рыбалку уехал. Еще в понедельник.

— А куда?

— А черт его знает?! Славка, куда он поехал?

Подросток замялся.

— По затылку хочешь получить, зараза?! — прикрикнула на него мать.

— Сказал, что на остров хочет смотаться порыбачить.

— А когда он вернуться собирался? — спросил Жарких.

— Не сказал он.

— Он продукты с собой брал?

Славка открыл рот, и хотел было ответить, но, видно, передумав, стал с большим интересом что-то рассматривать за проволочной изгородью на соседнем участке.

— Че там? Не пойму…

Мать дернула его за рукав.

— Ты рыльник-то не вороти, а отвечай, когда человек тебя спрашивает.

— Он взял вещмешок с сухарями… Пачку соли… Еще чай… Банку варенья вишневого.

Славка всем своим видом демонстрировал, что он отвечает под жутким психологическим давлением, подчиняясь фатальным обстоятельствам, и считать его стукачом ни старший брат, ни этот мент не имеют права.

— Он мог еще картошку и сало взять. Надо в погребе посмотреть, — заметила Клавдия Ивановна.

— Не стоит. Спасибо большое!

— А вы его не арестовывать пришли? Вы уж сразу скажите, если виноват он в чем.

— Нет, все нормально. Мы хотели с Василием только поговорить. Уточнить кое-что надо. Детали там всякие.

— Слава богу! А то он мне слово давал не влезать в темные дела. Только-только пять суток отсидел. Я уж думала, опять придется к Нестерову идти и за него просить. Ох, и подарил же Господь сыновей!

Глава 28

— Павел Петрович, Табанина дома нет. На остров уехал на рыбалку, — с виноватым видом доложил Жарких майору. — Чего я теперь Карельскому скажу? Он мне приказал Ваську сегодня к двум часам доставить. Вот, повестку даже дал.

Посохин в сердцах бросил ручку на стол и откинулся на спинку кресла.

— Черт! Что за дело? Не одно, так другое. Ты не догадался кого-нибудь из дружков Табанина найти? Может, кто-то из них знает этого Стаса?

— Обижаете, шеф! Двух самых близких Васькиных приятелей я нашел и опросил. Терпеливо, с любовью. Никакого носатого Стаса они в глаза не видели.

— Точно не видели?

— Мне показалось, что не врут. Были почти трезвые. Я даже обещал им бутылку поставить, если они, хотя бы одного Стаса из Васькиного окружения вспомнят. Через полчаса моих страданий эти дебилоиды назвали только Стасика Карася. И все, полный запор! А Карася я и сам знаю. Ростом не выше ста семидесяти и нос у него как у Павла Первого. Бабами он не интересуется — года три назад в сугробе переночевал. Он мне сам рассказывал. И велосипеда у него, сто процентов, отродясь не было. Он без отца рос.

— Значит, Карася ты знаешь. Ну а если с ним плотно поговорить?

— Если с ним плотно поговорить, он на себя все что угодно возьмет. Даже убийство президента Кеннеди. Павел Петрович, давайте я на остров на моторке смотаюсь. Час туда, час обратно.