Бесшумно падая в лифте с двухсот пятнадцатого этажа, Генрих представлял себе полный зал, вечно озабоченные лица коллег. Конференция посвящалась найденной рукописи да Винчи. Чтобы финансировать дальнейшие исследования, нужен был отчет, его и должен был представить Генрих. Как он и предполагал, вскрыть код шрифта Леонардо не представило большой трудности. Текст был написан двойным зеркальным письмом, на древнем месопотамском наречии, справа налево. Как обычно, Лео писал как бы от второго лица, обращаясь к самому себе на «ты». Генрих быстро пробежался глазами, впитывая каждый иероглиф. Внизу стояла дата. Холодок скользнул по спине, похожий на тот, в катакомбах.
Леонардо написал
В мозгу огоньками вспыхнули буквы, стилизованные под шрифт гения. Завещание?
Генрих снова углубился в текст. Как всегда у да Винчи, в письме было много недосказанностей и намеков. Любое слово могло стать кодом, ключом. А могло оказаться пустышкой, коридором, ведущим в пустоту. Но Генрих ощутил главное — общий тон, настрой, так сказать. Художник будто раскаивался.
«Сожаление пронзает твое сердце, — писал он, по привычке обращаясь к себе, словно к постороннему. — Сожаление по ушедшим годам, потраченным впустую. Признаться, ты шел не по той дороге. Вместо поляны, полной ярких цветов, ягод и птиц, воля и умения привели тебя в темный лес с призраками и обманными пещерами. Ты шел в никуда».
Генрих не поверил собственным глазам. Как мог подобные странные мысли высказывать человек, гений, рождавший одни лишь шедевры, невероятные устройства, механизмы, извлекавший из своей головы решения, одно гениальней другого? Вот же они, преобразованные, воплощенные, воссозданные по его проектам, летающие машины, капсулы для перемещения, другие, мелькающие за окном, наполняющие собой пространство.
У Генриха все перевернулось с ног на голову. Он продолжал вникать в тайные строки гения.
«Ты понял это только теперь, — писал он себе, — когда ледяные крылья касаются твоих рук и груди, когда ты чувствуешь на лице отвратительное дыхание. Ты увидел путь. Поэтому твое сердце переполняет радость, но и печаль. Тебе не сделать и шага. Надежда лишь на того, кто осмелится пройти путь до конца.
Это были последние слова послания. О чем это он?
Вплотную к записи примыкал чертеж. Механический человек с линзами вместо глаз.
Неожиданно перед глазами Генриха мелькнул маленький замок в соснах. Рядом был пруд, а вдалеке белела эстакада. Он вдруг остановился. Представил душный зал, экспертов, ждущих его с докладом. Он развернулся. Через минуту Генрих уже шел к западной магистрали.
Тяжелая дверь скрипнула. Сквозь щели на крыше падали блики солнца. Моток толстой железной проволоки, алюминиевые детали, штук пятнадцать разных линз. Разложив все это добро в подвале небольшого особняка, оборудованного под лабораторию, Генрих ощущал себя владельцем несметных богатств. Протрудившись всю ночь, под утро он еле-еле добрел до кровати. До полудня ему снились недовольные желчные лица ученых, так и не дождавшихся его выступления, грустный профиль профессора Эйхенбаума. Вдруг он увидел нежный лик Анны, сумрак сделал его печальным. Он знал, чувствовал, как она ворочалась всю ночь, одна в постели, а утром принялась обзванивать друзей и знакомых. Не обнаружив даже его следа, истерично, дрожащим голосом прокричала вверх названия больниц и моргов, произнося его имя. Голоса спокойно и методично ответили, что таких к ним не поступало. Никаких Генрихов Каминских. Нет. Всего хорошего и успокойтесь.
Сразу после обеда он вновь направился в местную лавку и прикупил там много чего еще. Когда вечером, поднимаясь по скрипучим ступенькам, Генрих обернулся, на уходящем солнце он увидел половину туловища. Каркас правильной анатомической формы стоял посреди разбросанных деталей, мотков проволоки и шестеренок, сверкал металлическим блеском рядом с рисунком Леонардо.
Ночью Генрих проснулся и, не выдержав, спустился вниз. Он чувствовал вдохновение, ему казалось, что за руку его ведет сам Мастер.
Через три дня, которые Генрих безвылазно провел в подвале, механический человек был почти готов. В грудной клетке вращались шестеренки. Колесики поскрипывали и слегка дрожали. Генрих оглядел творение. Сзади и спереди прутья-ребра железной грудной клетки размыкались, словно приглашая забраться внутрь, в кокон. Да это костюм! Генрих сделал шаг, довольно легко пролез в решетчатую основу. Он понял: видимо, да Винчи рассчитывал конструкцию для себя, а он, как известно, был отнюдь не хрупкого сложения. Ноги легко вместились в искусственные икроножные сплетения, руки попали в «рукава». Генрих осторожно замкнул створы на груди й сделал шаг. Что теперь? Ходить в железном костюме было не так трудно, как казалось. Он снял с себя «доспехи». Теперь дело было за «начинкой».