Искатель. 2014. Выпуск №9

Туссен мешал краски и наносил то пятна, то штрихи в только ему понятном порядке и только ему понятном содержании. У этой картины название «Утреннее настроение». Последние годы ему необязательно часто выезжать из дома и совершать дальние поездки в поисках сюжетов и вдохновения. Иногда Клотильда по собственной инициативе вывозит его, как она говорит, «на природу», что означает за пределы Большого Парижа, и «в свет», тогда они колесят по улицам и площадям и по ближним оживленным пригородам в поисках вида, который «зацепит». Раньше Туссен очень любил писать на берегу моря или в провинциальных городках и деревушках, об этом напоминала ему Клотильда, а из его памяти это давно стерлось, и фотографии проданных картин не порождали ностальгию, не будили воспоминания, о которых любила говорить жена. Последние две поездки к морю и вовсе разочаровали Туссена, он не увидел чего-либо достойного, чтобы запечатлеть на полотне, и попросил Клотильду не тратить на это бессмысленное дело ни его, ни ее время. Действительно, ничего особенного не происходило ни на море, ни на берегу. Оба раза был штиль, и вода почти замерла, едва облизывая песок и камушки на пляже. Тусклое небо, затянутое облачной дымкой, сливалось на горизонте с морем почти такого же цвета. Куда ни посмотри, всюду голубоватая серость. Жена удивилась и хотела было поспорить; по ее мнению, берег и море, да и не только они, а все, что окружает, в любую погоду интересны, своеобразны, и каждый день их можно видеть по-разному. Но потом передумала настаивать, ведь Туссену лучше «видно», что и где писать, а она найдет чем себя занять.

Туссен ни в детстве, ни в юности не увлекался ни механизмами, ни машинами, поэтому, когда у них появилась возможность купить автомобиль, они с Клотильдой решили, что водить будет она. Вообще Туссен считал, что с женой ему очень повезло, она избавляла его от множества бытовых и хозяйственных проблем, никогда не высказывала связанных с этим укоров. Клотильда будто переросла из любимой жены в продолжение его самого, одновременно отстраненного и заботливо-услужливого контролера их общего бытия, что позволяло Туссену полностью погружаться в творческое созидание.

Туссена не особо волновало, а точнее, совсем не интересовало, как и на какие средства они живут, каким образом продаются картины, хотя Клотильда всегда подробно, ничего не утаивая, рассказывала мужу, какую картину кто купил и каков размер гонорара. Но в памяти Туссена подобная информация задерживалась на столько времени, сколько об этом говорила жена. Клотильда неустанно повторяла мужу, что он гениальный художник и она в него верила всегда, практически с первого дня знакомства. И это была правда. Конечно, Туссену приятно слышать мнение жены и отзывы коллег и критиков, но он помнил о них буквально несколько минут и вновь погружался в свой мир — мир цветовых пятен и световых бликов, мир странных форм и загадочных контуров и, конечно, мир запахов. Туссен даже написал несколько картин на эту тему, от «Запаха лета» до «Запаха жены». Последнюю купили за астрономическую цену, и одна эта картина обеспечила им безбедную жизнь в течение года, за который Туссен написал еще несколько «Запахов…», в том числе и «Запах жены на закате в августе». Судя по названию, содержание существенно отличалось от предыдущей картины со схожим названием. Это полотно Клотильда выставлять в салон не стала, она продавала далеко не все, ведь гонораров с лихвой хватало на жизнь, а транжирить деньги, с таким трудом заработанные мужем, считала себя не вправе, ведь он почти сутками писал и писал. Картины, которые ей приглянулись и с которыми жалко было расстаться, Клотильда оставляла дома и, когда они не стали помещаться на стенах, освободила кладовку, сделала из нее «запасник» и время от времени меняла «экспозицию», любуясь творениями Туссена Тостивена.

III

— Господин комиссар, он здесь!

Луи Вермандуа неохотно, но уверенно направился к скамье.

«Проклятье, — думал комиссар, — весь день шел дождь, разве останутся теперь отпечатки или какие-нибудь следы», — и, обойдя лужу на асфальтовой дорожке, ступил на мокрые палые листья. Между деревьями за полуобнаженными ветвями притаился фонарный столб, освещая желтоватым рассеянным светом еще влажную скамью и на ней труп, в сыроватом костюме из-под распахнутой ветровки. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что смертельный удар стал для этого бедняги неожиданным, — так считал комиссар.

— Проникающий удар острым, тонким и длинным предметом в область сердца, — сказал эксперт. — Смерть наступила часа два-три назад.

— Значит, в семь или восемь вечера.

— Примерно так, господин комиссар.

— Чем, заточкой? — подошел инспектор Франсуа-Пьер Фрежюс.

— Возможно, но пока не уверен.

Около часа назад в комиссариат позвонил неизвестный, представиться отказался; он сообщил, что в сквере, недалеко от входа в метро Ля Дефанс, его испугал мертвец, к которому он подсел на скамейку.