— Здравствуйте, господин Кирпичников, — врач поднял лицо и положил перьевую ручку на прибор, — не ожидал, что нас навестите.
— Служба, — после ответного приветствия произнес Аркадий Аркадьевич. — К вам сегодня доставили женщину…
— Вот, — врач накрыл бумагу рукой, — пишу вам…
— Это подождет, — серьезным тоном сказал начальник уголовного розыска, — со мною муж убитой женщины.
— Вы хотите произвести опознание?
— Нет, в сущности, я преследую другие цели. Но что вы выяснили?
— Что я могу сказать? Судя по ране, способу ее нанесения и, самое примечательное, по сечению лезвия, дело рук одного человека. Я говорю о Петрове и о тех двух, что привезли ко мне с Екатерининского.
— Значит, одна рука.
— И то же оружие, — дополнил врач.
— Что-нибудь еще важное?
— Если это важно, то женщина была на третьем месяце беременности.
— Что? Вы не ошиблись?
— Аркадий Аркадьевич, из нас двоих я — врач, поэтому я знаю, что говорю.
— Я попрошу не говорить об этом мужу убитой.
— Хорошо.
Через пять минут Жоржик стоял у тела убитой жены. Лицо превратилось в гипсовую маску и вмиг посерело, плечи поникли, и сам Чернявенький едва стоял на ногах. Казалось, секунда — и он лишится чувств. Но устоял и сжал пальцы в кулаки так, что побелели костяшки.
На несколько минут превратился в безжизненную статую, у которой живыми оставались только потемневшие глаза.
Чернявенький не бросался на колени, не заламывал от горя руки, просто стоял и почти не дышал.
— Кто? — спросил он глухим загробным голосом.
Вернулись на Офицерскую, 28.
Весь недолгий путь Жоржик молчал.
Кирпичников старался не смотреть на задержанного, но взгляд все равно возвращался к посеревшему обескровленному лицу. Даже желваки перестали перекатываться на скулах.
— Продолжим нашу прерванную беседу? — спросил Аркадий Аркадьевич Чернявенького.
— Кто? — повторил Жоржик вопрос, заданный в покойницкой.
— У тебя мыслей на счет Матрены нет?
— Кто?
— Григорий Францевич или Георгий Сидорович, а может быть, Жоржик Чернявенький, да бог с ними, именами. Они для таких, как ты, не существенны. Вот ты должен быть по своей профессии внимательным и отмечать малейшие изменения вокруг. Ты не догадываешься, кто совершил в твоем доме злодеяние?
— Не томите, господин Кирпичников, скажите, кто?
— Для начала ты не хочешь выяснить, как мы узнали твою фамилию?
В глазах Жоржика загорелся интерес.
— И как?
— По почерку.
— Как это?
— Среди сотрудников есть один агент, который еще до большой войны сталкивался с тобой.
— Ну и что? Он мог ошибиться?
— Мог, конечно, но дело в том, что сыскной архив сожгли в феврале прошлого года, но не до основания, многие дела сохранились, среди них и твои отпечатки пальцев, — Кирпичников пошел ва-банк, — ты же ныне работал без перчаток и сильно наследил. Видимо, не строил планы в будущем на возвращение в Отчизну?
Жоржик удивленным взглядом смотрел на начальника уголовного розыска. Да, он совершил непростительную ошибку, пожалел тонкие лайковые перчатки. И теперь его отпечатки на всех вскрытых сан-галлиевских сейфах. Печально.
— Ваша взяла, господин Кирпичников. Если я признаюсь в том, что вы намерены мне предъявить, вы скажете, кто стал причиной… — он на миг остановился, — смерти Матрены?
— Мы можем решить.
— Я был во всех местах, в которых вы нашли мои отпечатки.
— С кем?
— Один.
— Хорошо, — согласился Аркадий Аркадьевич. — Ты признаешь, что убил сторожа в правлении Электрической компании слабого тока?
Жоржик поперхнулся и выглядел скорее обескураженные нежели удивленным.
— Убил?
— Ты только что признал, что взял сейф в правлении, а значит, лишил жизни сторожа, который тебе помешал.
Чернявенький молчал.
— Жоржик, мы будем откровенный разговор вести или ты хочешь меня по лесу поводить среди трех сосенок?
— Ну, не один я был, не один.
— Давай так, я тебе рассказываю, кто покусился на твою жену и постараюсь взять этого че… знаешь, не поворачивается язык назвать такого человеком, скорее, кровожадным животным.
— Вы правы, животное.
— Постараюсь взять его живым, хотя, честно говоря, нет особого желания.
— Кто он?
— А ты не догадываешься?
— Господин Кирпичников, не говорите загадками.
— Хорошо, тогда ответь, кто из твоих нынешних знакомых носит с собою трость?
— Ну, не… — Жоржик широко раскрыл глаза, — не может быть.
— Догадался?
Чернявенький молчал.
— Теперь ты догадываешься, что было бы со всеми вами после последнего сейфа?
— Но ведь его рекомендовал авторитетный человек…
— Иван Кошель? — подсказал медвежатнику начальник уголовного розыска. — Нашел авторитетную личность, он за долю малую мать родную продаст и сестру подарит в придачу.
— Но…
— Жоржик или как тебя называть…
— Георгий, — тихо сказал Чернявенький.
— Георгий, жизнь с прошлого года поменялась, и теперь каждый сам за себя. Кошель, когда выгодно, будет с вас пылинки сдувать, а поменяется ветер — сдаст вас скопом за милую душу, чтобы его самого не тронули. Слишком долго ты по заграницам проживал, отстал от нашей российской действительности. Тебя Кошель вызвал надело?
— Да.
— Небось, через Бердыша?
— Через него.
— Не буду пытать о нем, сейчас меня больше занимает, как ты понимаешь, кровожадный Лупус.