Искатель, 2018 №11

— Я писала ему, он не отвечал. — Голос Магды звучал вроде спокойно, но внутреннее напряжение не отпускало, и срыв мог произойти в любое мгновение. — Я все время была там, бродила по коридорам, спала в ординаторской, на меня смотрели жалостливо, не прогоняли, но и к нему не пускали, останавливали вежливо, но твердо, кошмар продолжался тридцать два дня, врачи от меня не скрывали ничего, я даже как-то попала на консилиум, почти ничего не поняла, кроме того, что болезни одна страшнее другой, и все смертельные, кости разрушались, кальций будто быстрой рекой вымывается, обычно это бывает у астронавтов, которые долго в космосе, и еще прогерия, организм стареет, будто человек за день проживает несколько лет, редкая болезнь, а когда все сразу… «Ужасное совпадение», — говорили они. «Возможно, началось с одной из болезней, а она спровоцировала остальные, лавинный процесс, такого еще не наблюдали, но и говорить, что это невероятно, нельзя, каждая болезнь имеет естественные причины, просто тут сразу…» А потом вышел Балмер, подошел ко мне… молча. И я поняла, что Любомир умер. «Можно мне войти теперь?» — спросила я. «Я бы не советовал», — сказал Балмер, помявшись. И я ушла. Наверно, это было неправильно, но я не смогла себя заставить… Хотела запомнить его здоровым. Хоронили Любомира из морга больницы. Там я его увидела… Он… Я не узнала. Старик… У него не было родственников… кроме меня. И еще приехала женщина, с которой он был прежде.

— Вы не забрали его ноутбук, — сказал Розенфельд.

Магда передернула плечами.

— Мне не позволили. Нет формальных оснований. Я смогу купить его на распродаже через три месяца.

— Простите, Магда, — сказал Розенфельд, вставая.

— Не уходите. Пожалуйста. Мне нужно было выговориться, правда. А вы умеете слушать. Мало кто умеет.

— Спасибо… — пробормотал он. Добавил, помолчав: — Та статья Тиллоя… О происхождении гравитации в спонтанных флуктуациях вакуума…

Магда подняла на него взгляд, посмотрела в глаза. Сказала «да».

Розенфельд кивнул.

— Я пока не понимаю деталей, — сказал он, вставая. — Я имею в виду…

— Я знаю, что вы имеете в виду. — Магда тоже поднялась. — Но вы знаете главное. Детали — потом, хорошо?

— Да.

Он вышел, не обернувшись и не попрощавшись. Будто сбежал. А может, так и было?

* * *

— Господь, — сказал Розенфельд, подняв вверх вилку и будто насаживая на нее невидимое существо, присутствующее везде, во всем и всегда, — наделил свои создания свободой выбора, и человек пользуется этой возможностью почем зря.

Сильверберг допил пиво, поставил кружку на стол подальше от размахивавшего вилкой Розенфельда и сказал, изобразив философский интерес:

— Совершенно с тобой согласен. Ты, например, должен был еще два часа назад отправить мне на почту экспертное заключение по делу Мильнера, но, имея свободу выбора, потратил полдня на бессмысленные разговоры с женщиной, которая ничего плохого не сделала ни тебе лично, ни известной нам обоим особе, ни бедняге Смиловичу.

— Откуда, — с любопытством спросил Розенфельд, — ты это знаешь?

— Что? О твоей беседе с доктором Фирман? Мне рассказал твой телефон. Точнее, его расположение на карте. Я искал тебя, чтобы напомнить о деле Мильнера, твой телефон переводил звонки в почтовый ящик, но был включен, и я отследил его местоположение, поскольку это, если ты не забыл, служебный аппарат, а местоположение каждого сотрудника полиции должно быть известно, поскольку…

— Два раза «местоположение» и «поскольку» в одной фразе — перебор, — заметил Розенфельд. — И не надо объяснять мне, как работает полицейская система распознавания, я в свое время участвовал в ее внедрении.

— Тогда могу тебе сообщить, что с половины десятого до одиннадцати — полтора часа! — твой телефон находился в кабинете доктора Фирман. Сам-то ты, конечно, мог в это время встречаться с другой женщиной…

— Стив, мне нужно было поговорить с Магдой.

— И ты, конечно, выяснил, что к смерти Смиловича она не могла иметь никакого отношения.

— Никакого, — кивнул Розенфельд. — Очень умная и серьезная женщина. Отличный специалист — могу сказать со всей ответственностью. Я не специалист в квантовой теории вакуума, но даже на меня ее работы произвели впечатление.

— И ты с ней говорил об этом, — ехидно произнес Сильверберг.

— Нет. Это она и так поняла. Но Фирман действительно сглазила Смиловича, и он от этого умер. Вот в чем проблема, понимаешь?

— Нет, — признался Сильверберг. — Две твои фразы противоречат одна другой. Что ты говорил о сглазе? Что это антинаучно, противоречит законам физики и биологии. Ты познакомился с доктором Фирман. Она колдунья?

— Конечно, нет. Но — да. Речь идет о свободе выбора.

— Нет, но да, — буркнул Сильверберг. — Ты можешь выражаться яснее?

— В понедельник, — заявил Розенфельд. — Все объясню в понедельник.

— Ты что-то раскопал? — удивился Сильверберг.

— Да, — подтвердил Розенфельд. — И нет. В том и проблема. В ситуации выбора.

— Запутал ты меня окончательно, — пожаловался старший инспектор.

— В понедельник, — твердо сказал Розенфельд, — я все объясню. Мне осталось почитать пару статей, написанных Смиловичем без соавторов.