Искатель, 2018 №7

До дома Петрова было недалеко. Он показался сразу, как вышли. Огороженный со всех сторон аршинным забором двор стоял неприступной крепостью. Пришлось стучать в ворота.

— Кого там несет? — раздался женский голос.

— Открывай, Прасковья, это я — Архип, — в ответ крикнул сотский.

— Архип Семеныч, я только тулупчик накину.

В доме было жарко натоплено, на спине под рубашкой у Михаила сразу же выступил пот.

Пристав сел без приглашения на скамью.

По лицу Василия скользнула тень испуга, но тут же исчезла, Жуков отметил это секундное замешательство.

— Садись, хозяин, — пристав указал на соседнюю скамью.

— Благодарствую, — усмехнулся тот, взяв себя в руки, — раз тут хозяйничать будете.

— Буду, — гаркнул Николай Викентьевич, так что Василий аж подскочил. — Обыск мне учинять или сам все выдашь? — Взгляд Грудчинского пылал, он видел, что Петров струсил, как говорится, кишка тонка.

Только теперь Михаил понял, что пристав, обладая добродушным видом, славится в своем стане тяжелым нравом.

— Кого мне выдавать? — Петров подскочил на скамье словно ужаленный.

— Ты столько, мил-человек, следов оставил, что не на одну Эст-ляндскую улицу хватит, а и на комнату приятеля твоего Еремеева, где тебя, между прочим, узнали, когда ты веши забирал. Ну? — Теперь пристав, наклонившись вперед, говорил спокойным, не терпящим возражения голосом: — Ты думаешь, господин Жуков из петербургской сыскной полиции приехал за тобою ради собственного удовольствия?

— Не хотел я, не хотел, — взвизгнул Василий, не зная, куда деть руки, — получилось так. Не думал я, не хотел. Как деньги увидел, так и…

— Неси, — пристав ударил ладонью по столу.

Через некоторое время Василий принес два связанных узла, полез на лавку и из-за иконы, висящей под потолком, достал сверток, в котором были завернуты пачки десяти- и двадцатипятирублевых ассигнаций.

— Все?

— Все, — выдохнул Василий и в бессилье опустился на скамью.

— Теперь рассказывай, как дело было.

— Да что говорить? Еще по прошлому году Гришка приметил в городе квартеры, где можно деньгами разжиться. По осени меня помощником взял. Тяжело одному дело такое проворачивать. Поселились с ним в разных местах и целый день следили, чтобы ночью…

— Понятно. А зачем Еремеева-то?

— Жадность обуяла, ваше благородие, жадность, не захотел я делиться с ним, не захотел.

С раннего утра штабс-капитан Орлов направился к полковнику Флорову, управляющему Адресной экспедицией. Нужно было распоряжение о помощи в розыске места проживания студента Алексея Микушина. Поворчав, Олимп Михайлович вызвал столоначальника.

Часам к одиннадцати Василий Михайлович получил в свое распоряжение не только адрес, но и бумагу от товарища прокурора на проведение обыска и задержание вышеупомянутого студента.

Дворник, опираясь на лопату, рассказывал:

— Вернулся он ночью, не знаю в котором часу, но поздно. А вчера часу эдак в третьем пополудни господин студент вышел из дому в крайне расстроенных чувствах и полной невнимательности. Я уж подумал, не случилось бы с ним чего.

Обыск дал вполне ожидаемый результат. У кровати на столике рядом с пустым стаканом сиротливо ждал своего часа чужеродным предметом черный бумажник, в котором кроме ассигнаций находились визитные карточки и бумаги, принадлежащие коллежскому асессору Левовскому, фотографическая карточка молодой девушки с дарственной надписью, подписанная «Маша».

Перед Путилиным на столе траурным пятном чернел бумажник дорогой кожи. Рядом пристроилось содержимое: сто двадцать пять рублей ассигнациями, фотографическая карточка, как предположил начальник сыска, Марьи Николаевны Залесской, десяток визитных карточек на имя самого Левовского, несколько с другими именами, среди которых заслуживала внимания карточка ротмистра 8-й уланского Вознесенского Его Высочества Принца Александра Гессенского полка Ильи Николаевича Торонова. Сложность заключалась в том, что военные освобождались от посылки адресных листов в Адресную экспедицию. А это означало, что придется обращаться в военное ведомство. Там, к сожалению, не всегда рады помочь полицейским, тем более сыскным.

Путилин никак не мог взять в тол к, зачем (если предположение верно) студенту убивать чиновника? Соперничество? Навряд ли, действительный статский советник не посчитался бы с волею дочери. Тем паче что коллежский асессор числится у начальства на хорошем счету И со дня на день должен был получить повышение по службе. Так что молодой человек не был соперником успешному чиновнику.

Хотя о Микушине ничего не известно, но вполне возможно, этот студент является наследником значительного капитала. Ревность? Могла исходить от Алексея, но не до такой степени, чтобы решиться на убийство счастливого соперника. В таком юном возрасте душой более владеют «страдания гетевского Вертера». Он более мог решиться на лишение себя жизни. Судить сложно, Что могло твориться в юной голове? Доморощенный Отелло? Там мавр задушил по навету Дездемону. В каком романе влюбленный избавляется от удачливого соперника? Стыдно, но припомнить не смог. В случае со студентом кипит подлинная жизнь, а не лубочные картинки.