Искатель, 2018 №8

К чести хозяев скажу, что они не снобы, не кичатся столичной пропиской и родословной и не унижают братьев по разуму, но нарушать, тем более разрушать пространство своей семьи хозяйка не позволяет никому. У домашних кошек, принужденных судьбой жить на улице, тоже так: будь ты хоть какой породы, если тебя, брошенку, приняли в одичавший клан и пригрели, изволь соблюдать приличия, иначе изгонят. Как сейчас перед глазами грустные подробности истории прибившейся к нам на даче сиамской кошечки.

После ухода молодой женщины Жора вынес приговор — невыносима, дважды повторил его в ледяную спину моющей посуду жены, затем, зябко потирая руки, принялся неконтролируемо перемещаться по квартире, устремив взгляд внутрь себя. Мобильник просигналил пять раз и смолк, через секунды повторил попытку. Жора вышел из подпространства и ответил настойчивому Валере, предупреждавшему о каком-то срочном заказе, который надо было разместить в магазине. Остановившийся отстраненный взгляд, который транслировал «надо же, такую телку отхватил», переместился на жену, потом в сторону, потом внутрь. Жора улыбнулся, наверное, любовницу вспомнил. Ясно, почему тебе зарплаты не хватает.

Животные изнутри гармоничны, человек вынужден компенсировать недостаток внутренней гармонии внешними факторами. Какой-то венец творения несовершенный.

23 апреля

Вчера заходил Паша, Жорин приятель, симпатичный и Шуре, и мне. Щелк: полноватый сорокалетний миляга из Челябинска, Челябы, как он говорит. Приехал в Москву, охотницу, как Жора говорит, за головами и свежей кровью. Веем видом напоминает меня: сытый, вальяжный, не повышающий голоса, если не раздражают.

Приятели познакомились четыре года назад в бане, там же состоялся первый умный разговор. По возвращении хозяин с восторгом сообщил жене о потрясном мужике, закоренелом холостяке, успешном программисте из крупной компании, позитивном и независимом. «Мне бы так», — вероятно, подумал Жора, а я, помнится, подумал, что соседство голых однополых тел вполне способно стимулировать интеллектуальную близость. Паша стал неназойливо бывать у нас по субботам, даря хозяйке обходительность и цветы, а мне недешевый корм, за что я благодарно трусь о его ноги.

Визит начался в прихожей с традиционных дифирамбов нашей старорежимной квартире в сравнении с Пашиной хайтековской. Потом все, по обыкновению, переместились на кухню, где уже ждал чай с хозяйкиными фирменными сладкими пирогами. Хозяйка, побыв немного, деликатно удалилась в спальню отдохнуть, предоставив мужчинам свободу выбора тем, а я остался наблюдать.

Жора, нахохленный, голова немного склонена на левый бок, глаза скосились в противоположную сторону — вылитый готовый к бою соседский петух, виденный мной из окна дачи. Только крылья-руки не отведены назад, а напряженно сцеплены пальцами на животе — чуть что выпрямятся и отхлещут визави по морде.

На повестке дня страна. Главный критерий определения гражданина, начинает Жора, желание приносить пользу родине и народу. Паша, непосредственно себя с Жорой причисляющий к тому самому народу, возражает, что желание пользы и сама польза суть различны. Они-то оба, считает Паша, давно уже приносят пользу родине, работая на нее по возможности честно. На родину в смысле и на себя, потому что уже почти тридцать лет, как это разрешено. Ну, мы ж не на себя работаем, на дядю, перечит Жора. На дядю, кивает Паша, но, во-первых, никто не запрещает и на себя, а во-вторых, если ты профессионал, то тебя и дядя неплохо кормит. Здесь он на больную Жорину мозоль наступил.

— Профессионал! — взвивается Жора. — Да профессионалов всех удавили в перестроечное лихолетье, новых что-то не видно.

— Во-первых, новые уже народились, ты просто не в курсе, во-вторых, к примеру, я, — спокойно парирует Паша, — а ты разве не профессионал?

— Ну, я не по специальности работаю…

— Кстати, про специальность. Меня по годовому контракту приглашают в Испанию или Китай, на выбор.

— И что ты?

— Думаю. Ты ведь был в Испании? Как там?

— Классно, — кисло отвечает Жора, расцепляя руки-крылья и глядя на приятеля скорбными глазами.

В Жориных глазах годы спрессовались в мгновение. Я тоже побывал туристом в Испании начала двухтысячных, когда вместе с хозяевами разглядывал семейный альбом, и теперь сканирую Жорины мысли. Вот он, весь в белом, за столиком на берегу океана пьет ром, элегантный набриолиненный испанец приглашает его в крупную фирму на руководящую должность с невероятными возможностями и деньгами, он сомневается, его уговаривают, он милостиво соглашается.

Лично я на Пашином месте дома бы остался. Зачем мне Испания? Или Китай? У них, вон, кошки голые, а у нас яйца золотые.

— А интеллигенция? — вскидывается, выводя меня из задумчивости, Жора. — Уничтожили интеллигенцию, сделали из борцов за свободу кривляк и шутов.

— Они сами себя превратили в шутов, в Репетиловых, шумим, братец, шумим, всех долой да все пропало. Нет такого класса и никогда не было. Были совестливые и порядочные люди. Они и сейчас есть.

— А как же борьба с имущественным неравенством?