Искатель, 2018 №9

Его оглушил ужасающий не то рев, не то визг, и дорогу перекрыло невероятное по толщине создание с широченным красным лицом и в грязном огромном фартуке. Ванька опешил: судя по визгливости крика (он не сразу понял, что раздавался обычный призыв держать вора) и по некоторой округлости фигуры, была это баба. Поскольку же она фактически закупорила дверь (потом Ванька признавался, что подумал: «Уж не прогрызаться ли мне сквозь нее?»), он потерял драгоценные мгновения на раздумья, как поступить, и только решился, только принялся разгоняться, чтобы оттолкнуть от двери мясистое препятствие хотя бы и головой, как сзади его крепко ухватила не одна пара жилистых рук.

Не веря, что такое с ним, умником, могло произойти, знаменитый Ванька Каин молча наблюдал, как погубившее его создание протискивается в дверь и почти человеческим голосом рассказывает: она-де торгует пряниками и давно присматривалась к этому молодчику, а как увидела, что он проделывает, тут же и закричала. Ванька сжал зубы: ошеломленный появлением торговки, он не сбросил кулек. А сбросил бы, была бы еще возможность пояснить, что зашел заказать колокол для села Пожарищи под Новгородом Великим, а бабе бог знает что померещилось.

Поздно: из-за пазухи у него вынимают кулек, а в нем и не деньги вовсе, а серебряный оклад для небольшой иконы Богоматери с младенцем. Ванька присвистнул — и тут в первый раз получил по шее. Он надеялся, что его поведут в участок, а по дороге он сбежит, да не тут-то было: купцы-колокольщики, предпочитавшие, как выяснилось, домашние наказания, вытащили его в заднюю комнатку лавки, служившую им конторой и спальней.

Ваньку Каина обыскали, забрали у него московский паспорт, выданный ему в свое время вместо вольного письма, раздели, поставили посреди комнаты, и один из купцов начал охаживать его по спине кочергой, а двое других — отвешивать размашистые затрещины каждый раз, когда он пытался от кочерги увернуться. Наконец бородачи запыхались, да и время обедать пришло. Те двое, что били спереди, переглянулись, вцепились Ваньке в плечи и начали пригибать его голову к полу. Ванька, не зная, что с ним хотят сотворить, отчаянно, несмотря на боль в спине, сопротивлялся. Тем временем тот, что оставался сзади, сумел надеть ему на шею железные полукружья, соединил их и повернул в ошейнике ключ. Ванька попытался подняться с полу — и не смог: голова его оказалась прикованной короткой цепью к тяжелому креслу.

— Что же вы, бороды, навесили мне монастырские четки? — спросил Ванька, задыхаясь. — Никак желательно вам, чтобы я для вас муки намолол?

— Нам желательно тебя, вор и святотатец, в сырую землю уложить. А стул потаскаешь, пока мы передохнем и перекусим.

В двери повернулся ключ. Ванька понял, что попал в капкан. Забьют бородачи до смерти, а ночью — камень на шею, да и в Волгу на дно. Товарищи так и не узнают, куда он пропал. Нужно спасаться. И ничего толковее не придумаешь, как старую свою песню спеть. Однажды ведь уже выручила. Он прислушался: шум ярмарки доходил сюда только как неясный. Понятно почему комната была глухой, без окон, такие на селе называли повалушами. Выходит, надо прорываться в светлицу, где его взяли. Оттуда народ услышит, куда денется.

Изловчился Ванька и принялся потихоньку себя вместе с креслом к двери перетаскивать. Дверь наружу открывается, потому как только ключ заскрипит и замок сработает, надо кресло изо всех сил толкать на дверь, в ланке за что ни помадя цепляться и орать что есть силы.

Задуманное ему удалось, а бородачи, такой прыти от пленника не ожидавшие, подрастерялись и даже дверь в ряды не закрыли. Посему на Ванькин крик сразу собрались зеваки, а он снова набрал воздуху и завопил еще пронзительнее:

— Слово и дело!

Бородачи явно перепугались. Главное оружие самого злого из них — кочерга — осталось в повалуше, а спиной, позволяя оглушить себя какой-нибудь иной подручной железякой, пленник к ним не оборачивался.

— Слово и дело!

Зеваки заполнили уже весь ряд у лавки. Задние давили, и несколько человек неволею оказались внутри, а впереди — толстая девка, должно быть, горничная, с живым петухом под мышкой; она беспрестанно лузгала семечки, и ясно было, что зрелище человека, прикованного к креслу, ужасает и развлекает ее, все равно как созерцание бородатой бабы в ярмарочном балагане.

— Слово и дело! Зовите солдат, убивают! — Ванька скорчил толстой девке страшную рожу, но отвлекся он напрасно: едва успел заметить, как летит к нему над полом носок жирно блестящего под пылью сапога…

Очнулся он уже на извозчике, между двух давешних купцов. Руки связаны, затылок и подбородок раскалываются от боли.

— Куда везете, бороды? — спросил Ванька, и сам не услышал своего голоса. Его замутило, он еле успел повернуться, чтобы блевануть не на ватную задницу извозчика, а в колени одному из купцов.