Искатель, 2018 №9

Грузные шаги, хриплое дыхание. Стихают за углом. Ванька стряхивает оцепенение, одним движением поднимается на ровные ноги и шагает к армянской лавке. У пустого места рядом с ней, справа, оглядывается по сторонам и расстегивает пуговицу на ширинке. Мысль такая не одному ему приходила в голову: на пустырьке изрядно воняет мочой. На шею Ваньки падает прохладная тень: это к Гнусу успел присоединиться Тишка, они закрывают, как могут, атамана, от глаз случайных прохожих.

Редкая удача! Спеша выручить компаньона, купец позабыл закрыть окошко, выходящее на пустырь. Не нужно терять время, вырезая стекла, и Ванька, не медля, протискивается в тесное окно. Он в шайке единственный, кто может это проделать. Конечно же, подрасти бы не помешало, но его основная работа — головой… Голове своей дав вчера от души поработать, атаман решил товаров в лавке не трогать, а вынуть только кассу. Бархаты, тонкие шелка, златотканая парча — красиво и дорого, да только кому их здесь толкнешь?

Ларец, набитый серебряными деньгами, он нашел в углу под тряпками. Из-за пазухи достал холщовый мешок, пересыпал в него добычу, ларец вернул в угол и снова тряпьем прикрыл. Великоват мешок оказался, да уж лучше по-таковски, чем наоборот. Странно, но ему не боязно было оставаться в прохладной лавке: мнилось, что опасность ждет только снаружи. Хоть и висела в красном углу икона, совсем как русская, пахло здесь чужой одеждой, чужой острой едой, чужими людьми. Будто ты в заморских краях, в том же Самарканде…

Ванька ухмыльнулся, постучал себя по голове (и когда опустеть успела?), завязал мешок, просунул его в окошко и отпустил, чтобы сполз но кирпичной стене. Выбрался и сам, всей кожей чуя опасность. Мимо лавки, ела Bet Богу, в этот момент никто не проходил. В песке посреди пустыря Гнус успел ножом и руками выкопать ямку, а сам стоял на линии ланок, за плечи обнявши Тишку. Ванька рассеянно кивнул его напряженной спине, быстро сунул мешок в яму, забросал песком и разровнял. Часть песка оставалась влажной — ничего, к тому времени, как поднимется тревога, высохнет…

— Все покамест, ребята. Пошли, как договорились.

Они разошлись в разные стороны. Собрались в условленном месте на берегу Волги. Подождали Плачинду — не пришел. Не сумел, следственно, сам уболтать солдат.

— Дольше не ждем, — вскочил с песочка Ванька. — Пора тебе вступаться, друг Тишка. Не подведи. Вот те полтина, посули ее капралу не сразу. Ты в своем праве: двоюродного-де брата обворовали, да его самого же и держат. И паспорт показывай, только если заставят. Не забудь, как Плачинду-то понарошку зовут…

— Все помню, атаман. — Семинарист спрятал полтину, распрямил свои ноги-ходули, поклонился на восток и осенил себя крестным знамением.

Ванька подумал, что, будь здесь Плачипда, не преминул бы скомороший сын посмеяться над «свинаристом», но похоже, что это над Плачиндой сейчас смеются. Вслух пожелал:

— Ни пуха ни пера.

Тишка, не оборачиваясь, послал атамана к черту и зашагал, в песке загребая огромными сапогами, к торговым рядам. Над ярмаркой нарастал неясный гул: послеобеденный передых кончился, публику вновь охватил зуд купли-продажи.

Ванька покосился на солнце: светило медленно, но неумолимо опускалось. Не выдержав, он повернулся к Гнусу, спокойно посапывающему на песке.

— Эй, проснись, Степа! Пройдись-ка на пристань, поищи там кольев, лубья, рогожи для навеса, из чего торговую палатку поставить. Только приценись, а без меня не покупай. Я сам подойду.

Снова потянулись минуты. Пытаясь отвлечься, Ванька заставил себя вспомнить о Дуняше, но вместо нее возник перед ним образ бесстыдной Фроськи, и потому, наверное, что здесь, меж рядами, таких Фросек довольно шляется, только свистни… Двое, долговязый и толстяк, выползли из рядов. Идут сюда. Они!

Тишка, довольный приключением, пытался о нем подробно рассказать. Ванька его не слушал, отмахивался, как и от сбереженных трех гривенников. Он снял шляпу, причесался, надел ее теперь набекрень и, воображая себя внутри нахальным московским купчиком, отправился к армянскому амбару.

Возле амбара, как и ожидалось, маячил солдат с примкнутым штыком, собирались потихоньку зеваки, а на пустырьке у окна спорили, друг друга хлопая по плечам, чернобородый армянин в синем кафтане и капрал в таком же, как у солдата, неизвестном Ваньке мышиного цвета мундире.

— Мне бы хозяина, — робко подал голос Ванька.

— Проходи, — рыкнул солдат и опустил руку, перекрестив ружьем открытую дверь лавки.

Ванька испуганно попятился.

— Чего тебе? — повернулся к нему армянин. — Говорыш, видел вора?

— Какого еще вора? — вылупил зенки Ванька. — Я, господин иноземец, торгую различным мелочным товаром, с лотка продаю, ноги бью, а у тебя тут пустырь гуляет. Дозволь, хозяин, возле тебя шалаш поставить, а я сколько надо, заплачу, не поскуплюсь — даже и гривенник за неделю.

— Говорыш, гривенник за неделю? — горестно изумился краснощекий и чернявый купец. — Тут беда такой — кассу вынесли, а он гривенник за неделя. Пять медных алтынов за дэнь!

— Эк запустил, хозяин… Медный пятак за день!

— Гривенник за дэнь! Последний цена!