Искатель, 2018 №9

Неожиданно с улицы донесся душераздирающий крик. Иван Степанович поспешил к окну, открыл форточку. Подошел Драматург. Они всмотрелись сквозь решетку во двор больницы и увидели, что на заборе из колючей проволоки, вцепившись в прутья высоко поднятыми руками, висит седой бородатый мужчина в обычной больничной пижаме. С двух сторон его держали за поднятые руки два рослых охранника. Бородач истерично, изо всех сил выкрикивал одну и ту же фразу: «Православные, спасите, убивают!» В следующую минуту к нему спокойно подошли два широкоплечих санитара. Они обрушили свои дубинки несчастному на спину, затем сняли обмякшее тело с проволоки и, держа его за кисти рук с двух сторон, поволокли обессилевшего старика в сторону торца больницы, где размещалось дежурное помещение охраны. Разутые ноги старика безвольно тащились по мраморной тротуарной плитке, которой был выложен весь двор психиатрической лечебницы. Один из охранников обратил внимание на больничные тапочки старого придурка, оставленные у забора, и пнул их в сторону ушедших с присмиревшим пациентом санитаров. Носить тапочки больных не входило в обязанности охранников.

— Еще один человек не выдержал, — мрачно вздохнул Драматург. — Как мне известно, кличка этого старика — Святой. Он бывший священник. В данном каземате находится второй гол. Жаль старика. После этого поступка его дни сочтены. Вероятнее всего, его определят в «музыкальную» камеру. После нее — он уж точно не жилец.

— В «музыкальную» камеру? — поинтересовался Иван Степанович. — Что за камера?

— Помещение без окон и вентиляции, с усиленной звукоизоляцией, — пояснил Драматург, — в нем постоянно звучат всевозможные раздражающие психику звуки — то надрывный плач ребенка, то невыносимые стоны подвергаемых избиению людей и тому подобное. Все это записано на пленку и прокручивается в камере автоматически.

— Но ведь от подобных мучений и здоровый человек может сойти с ума?! — возмутился Иван Степанович. — Зачем издеваться над уже психически больными людьми? Их надо лечить, а тут все наоборот, самый настоящий концлагерь.

— Это сложный вопрос, — задумчиво обронил Драматург. — Иногда меня посещает страшная мысль: «Может, это вовсе и не лечебница, а хитрая современная фабрика по превращению неугодных кому-то людей в психически больных особей, которых нельзя возвращать в общество?» От этой мысли, Ванюша, меня бросает в холодный пот. Если это действительно так, то шансов выйти на свободу у нас совсем мало.

— Кошмар! — отчаянно бросил Иван Степанович. — Что же делать? Ждать, когда подойдет наша очередь на погост?

— Не знаю, Ванюша, — мрачно промолвил Драматург. — Кое-какие соображения имеются, но окончательного, твердого плана пока нет. А без хорошо продуманного плана очень большой риск. Второго шанса нам здесь не дадут.

— Это надо же, старого больного человека дубинками по спине! — не мог успокоиться Иван Степанович. — Оригинальный метод лечения! Неужели об этом не знает главврач?

— Сильно сомневаюсь, — хмуро процедил Драматург, увлекая Ивана Степановича в сторону кроватей. — Давай, Ванюша, успокоимся и побережем нервы. Все равно что-нибудь придумаем. На кону свобода, а поэтому надо беречь нервы и очень хорошо думать. Думать и думать, пока нас не лишили этой способности.

7

На следующий день после завтрака в тридцать третью поспешно вошла Росомаха и, строго посмотрев на вскочивших при ее появлении с коек обитателей палаты, приказным тоном бросила:

— Драматург и ты, Жених, — немедленно к главному врачу. — При слове «жених» госпожа доктор презрительно усмехнулась и сухо закончила свою яркую речь: — Следуйте за мной!

Вскоре она, коротко постучав в дверь кабинета главврача, тут же вошла в него, через несколько секунд вышла, пропустила в кабинет Драматурга и Ивана Степановича, закрыла за ними дверь и удалилась по своим делам.

Сергей Петрович сидел за столом и неспешно затягивался сигарой. Он некоторое время внимательно рассматривал вошедших в кабинет пациентов сквозь очки с толстыми линзами. Выражение раскрасневшегося лица главврача было размягченным, от него исходил запах алкоголя.

— Проходите, садитесь, — прервал он паузу, — вот сюда, за приставной столик.

Драматург и Иван Степанович разместились в жестких креслах с двух сторон приставного столика и настороженно уставились на главного врача.

Неожиданно для них главврач пододвинул в их сторону коробку с сигарами и зажигалку и дружелюбно предложил:

— Курите, у нас предстоит серьезный творческий разговор.

— Спасибо, я не курю, — отказался Драматург.

— Минздрав предупреждает, что курение вредно для здоровья, — с оттенком юмора обронил Иван Степанович. — Я табаком тоже не балуюсь.

Главврач приятельски улыбнулся и пошутил:

— Я думаю, что в этом спорном вопросе больше прав философ, сказавший, что табак и алкоголь вредны для здоровья не всегда, а только при жизни.

— Мудрая мысль, — согласился Драматург. — Тем не менее мы рисковать не будем. Здоровье нам еще пригодится на свободе.

Полину главного врача скользнула ироничная усмешка.