— Вывод: обвиняемый, Владимир Долгов, ни при каких обстоятельствах не мог совершить вменяемое ему в вину преступление, поскольку этот поступок равнозначен пересечению светового конуса, что невозможно.
Всем показалось, что Айзек то ли всхлипнул, то ли сглотнул — издал странный короткий звук, который невозможно было связать с узнаваемым словом.
И замолчал.
Прошла минута. В зале нарастал шум, репортеры отправляли сообщения в редакции, и судья почему-то подумал, что они не тексты набирают, а нажимают на случайные клавиши, создавая информационную абракадабру. Судья смотрел на Энди, но Энди не смотрел на судью. Энди вообще ни на кого не смотрел: сидел, закрыв глаза, и тихо улыбался своим мыслям. Интересно, подумал судья, о чем он думает, когда рушится вся система судопроизводства?
Прокурор прижимал рукой к уху наушник и выслушивал объяснение своего «помощника»: наверняка тот подсказывал, какую стратегию избрать и какой задать вопрос, хотя что на самом деле мог подсказать прокурору «помощник», если вопрос следовало задать только один, и сделать это должен был не прокурор, а судья?
Обвиняемый сиял, как начищенная кастрюля. Как Бестер Китон, отыгравший лучший в мире трюк. Как президент Обама после подписания ядерного соглашения с Ираном.
Надо было что-то сказать, и судья сказал:
— Вы закончили, Айзек?
Единственный вопрос, который и можно было задать в сложившейся ситуации.
Айзек ответил коротко и уважительно:
— Да, ваша честь.
Никогда еще голос Варди не казался судье таким отвратительно слащавым.
Принять верди кт судья не мог. Это было бы вызовом здравому смыслу и той самой логике, которой следовал в своих изысканиях Айзек.
Логика? Какая, к чертям, логика во фразе «Долгов, несомненно, убил, но Долгов убить не мог, потому что это было невозможно по психологическим причинам»?
— Витгенштейн, — сказал судья, — Айзек закончил?
Энди поднял на судью удивленный взгляд и сказал, растягивая слова, будто говорил с непонятливым малышом:
— Да, ваша честь. Он же сам сказал.
И тут судья взорвался:
— Ну и что прикажете делать с этим докладом? — Ему казалось, что он кричит, вопит, стучит ногами по полу и кулаком по столу. На самом деле говорил он хоть и громко, но спокойно и рассудительно. — С одной стороны, эксперт утверждает, что вина обвиняемого доказана. С другой — что обвиняемый ни при каких обстоятельствах… я верно цитирую?., не мог совершить инкриминируемое ему преступление.
— Да, ваша честь, — согласился Энди. — Все так и написано в протоколе экспертизы, который я сейчас переслал на компьютер секретаря суда.
Значит, обратного хода нет.
— Подойдите ко мне. — Судья посмотрел на прокурора, и тот кивнул. Посмотрел на адвоката, и тот вежливо улыбнулся. На Энди судья смотреть не стал, но тот понял, что вызывают и его.
— По-моему… — начал прокурор, подойдя к судейскому столу, — вторую часть экспертного заключения следует…
— Парвелл, послушайте, — перебил судья. — Вы прекрасно понимаете, что суд или принимает решение экспертизы, или не принимает. Текст принят. Это процесс автоматический. Теперь я могу сделать только две вещи…
— Прежде всего, — встрял адвокат, — освободить обвиняемого из-под стражи в связи с…
— Замолчите! Оба! — Судья старался говорить тихо, чтобы в зале не услышали, но невольно повысил голос и сразу перешел на шепот. — Я могу сделать, повторяю, две вещи. Закрыть процесс в силу внешних обстоятельств неодолимой силы. Назначить новое расследование. Или вызвать эксперта на перекрестный допрос.
— Вызвать? — удивился адвокат… — Перекрестный допрос… кого? Это же не…
— Айзек, — заявил судья, — является официальным представителем экспертизы.
— Но…
— Доктор Ковельски, — вмешался прокурор, — вы противоречите сами себе. На вашем месте я был бы рад возможности поставить своими вопросами этого… э… Айзека в тупик. Ткнуть его носом… или что там у него вместо носа… в противоречия экспертизы. Ну, не мне вам советовать. Вы же понимаете, что обвинение в данном случае находится в гораздо лучшем положении. Меня вполне устраивают результаты, они однозначно подтверждают, что убил Долгов, и никто другой. И я — будьте уверены — своими вопросами заставлю эту железку согласиться с тем, что, по сравнению с основной частью экспертного заключения, так называемая психологическая часть не играет роли и является юридически ничтожной. Я приведу сотню примеров, как люди, о которых, казалось бы, даже мысли не могло возникнуть, что они способны совершить преступление, даже мухи обидеть, тем не менее совершали зверские убийства и нисколько в этом не раскаивались. Световой конус, господи! Пусть он это расскажет психологам. Кстати, Джош, почему действительно не дать слово полицейскому психологу? Послушаем, как он посадит в лужу машину, которая, кроме логики, не понимает ничего, а значит, не способна ориентироваться в человеческих эмоциях и, следовательно, мотив преступления…
— Да! — воскликнул судья, прервав речь прокурора, грозившую затянуться до второго пришествия. — А если Айзек отстоит позицию экспертизы?
— Пф! Хотел бы я это видеть!