Искатель, 2019 №5

— Подойдите ко мне. Смотрите, — Путилин указал на след. — Здесь ударила первая пуля и отрикошетила в стену, где ее нашли. Вторая, — указал на пятно засохшей крови на рукаве убитого, — задела вскользь руку и ушла в дверцу буфета. Ее мы тоже извлечем. Теперь вопрос: что убило господина Рыжова, попав ему в глаз?

Пристав развел руками.

— Не понимаю, он же сознался, что стрелял.

— Но ведь не в убийстве сознался.

— Он же стрелял. Кто, кроме него…

— Вот это нам и надо выяснить. Значит, был третий выстрел. Пусть ваши молодцы поищут револьвер. Наш подозреваемый, если он задумал убийство, мог купить еще один. Хотя, скорее всего, он от этих выстрелов сам перепугался и, как выражались наши предки, сиганул, аки заяц, неведомо куда. Или же наоборот: выстрелил в глаз намеренно, чтобы запутать следствие.

— Как же все было?

— Понимаю ваше нетерпение, но ради того, чтобы выяснить это, мы сюда и приехали.

Иван Дмитриевич склонился над трупом, осматривая рану.

— Мне кажется, это либо пуля, кою может извлечь наш доктор, либо что-то наподобие толстого шила. Распорядитесь, чтобы его увезли. Хотелось бы поскорее почитать заключение.

Пристав вышел.

— Представление начинается, — предчувствуя впереди немало неожиданностей, объявил Путилин, ни к кому не обращаясь.

Первой была вызвана на допрос в кабинет хозяина кормилица. Ее стройная, ладная фигура невольно притягивала взгляд. Путилин вспомнил сведения, полученные от пристава. Екатерина Прокофьева, двадцати трех лет, православная, уроженка Псковской губернии; муж, Степан Прокофьев, также проживает в столице, сапожник.

— Как живется в кормилицах? — приветливо произнес Иван Дмитриевич.

— Дак не жалуюсь, хозяева добрые, платят исправно, чего еще надо?

— А твой ребенок?

— Преставился. — Екатерина перекрестилась, на глаза навернулись слезы.

— Что можешь рассказать про сегодняшний день?

— Да что? Лаются наши господа почем зря, в деревне такого не видала. У нас если парень девку споганит, то батогов не убережется, а тут только слова, будто решили друг друга перелаять.

— Так что было сегодня?

— Не знаю, сколько раз барин Долбню с письмами посылал к молодому господину, но жутко ругались. А потом Порфирий Степанович сами пришли, в гостиной перепалку устроили. Я дверь открыла — и сразу назад.

— Алексей Иванович что делал?

— Ничего, — Екатерина подняла брови. — Сидел в кресле и криком исходил.

— Выстрелы слышала?

— Треск был, как будто ветку сухую сломали, крики, потом все стихло.

— Сколько раз треснуло?

— Два или три, не помню.

— Крики стихли после треска или до?

— Не заметила.

— А треск повторялся?

— Не знаю, я ребенка пошла кормить.

— Кто еще был в доме?

— Барыня Мария Степановна, старый господский слуга Долбня, Маргарита Иоганновна, молодой барин, но тот убежал.

Кормилица старательно загибала пальцы на руке, считая.

— Кто первый обнаружил Алексея Ивановича убитым?

— Маргарита Иоганновна.

— Что она за человек?

— Не знаю, — безразлично ответила Екатерина. — Она ведь сама из господ, живет в своей комнате. Обедает за господским столом, я же на кухне. Да что о ней сказать? Немка, одно слово… Ой, чуть было не забыла! Сима-то, хозяйская кухарка, тоже весь день в доме была.

— Сейчас можешь быть свободной, но если что вспомнишь, приходи.

— Завсегда пожалуйста, ежели вспомню.

После того как Екатерина вышла, пристав сказал:

— Какова? Ничего не видела, ничего не знаю, только лаялись, как собаки.

— Не всегда даже так показывают. А вот плечико у нашего Шляхтина надобно проверить на предмет удара тростью. Тогда увидим, кто говорит правду, а кто наводит тень на плетень. Хотя девица сказала, что с испугу двери закрыла и ничего не видела. Я допускаю и такое, конечно, но раз сомнение есть, надо его либо отвергнуть, либо подтвердить… Пригласите-ка Маргариту Иоганновну.

Воспитательница вошла с гордо выпрямленной спиной. Черные волосы оттеняли бледную кожу, глядит перед собой, взгляд прямой, твердый.

— Добрый вечер, господа! — громко приветствовала она присутствующих в кабинете. — Простите, господа, но я сразу хочу заявить, что, когда стреляли в Алексея Ивановича, я находилась с детьми, которые поручены мне госпожой Рыжовой.

— Откуда вы знаете, что в Алексея Ивановича стреляли?

На ее лице отразилось удивление.

— Так ведь все в квартире говорят!

— Выстрелов не слышали?

— Нет. Детская отсюда далеко.

— В каких отношениях вы находились с господином Рыжовым?

Вопрос прозвучал двусмысленно. Было видно, что воспитательнице он неприятен. Она мяла желтый платочек в дрожащих руках, на щеках выступил румянец.

— Я только воспитательница его детей и редко его видела. Алексей Иванович часто отлучался из города по делам службы. Нрава был весьма доброго.

— В доме часто бывал господин Шляхтин. Что вы можете сказать о нем?

— О, это глубоко испорченный человек! — убежденно воскликнула Маргарита Иоганновна. — С его появлением в доме многое изменилось. Он не хотел ничем заниматься, его интересовали только развлечения, которые могла предоставить столица. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Да, вполне, — ответствовал Иван Дмитриевич. — Вы бывали свидетельницей семейных ссор?