Весь февраль Джи в школе не появлялась, запретив классной даме под угрозой нанесения увечий, не совместимых с жизнью робота, любые поползновения в сторону маман. Бобу сказала, что больна. Навещать ни в коем случае. Инфекция. Звонить можно. Нет, видео не надо, «женщины не любят, то что их видят, то, что они плохо выглядят». У принца, эти… апартар-менты… короче, номер в самом дорогом отеле Москвы. Квартиру не хочет, говорит, хлопотно. Ничего, после… Ой, что в закрытом клубе было! Короче, они такие пришли, он такой в шикарном прикиде, с галстуком-бабочкой, она в гламурненьком чёрненьком платьице ля-ля Шанель, был такой древний модельер, или дизайнер, не важно, одежду для пати он ей напрокат берёт, у него своя, платит тоже он, естественно, так эти мымры престарелые аж устрицами подавились, а у самих ай кью устриц! Обидно, что потом все с ним разговаривали, а на неё никто внимания не обращал, а она, ёпрст, о панцирь устрицы ноготь сломала, так плакала в туалете, так плакала. Просила его, умоляла, чтобы разрешил с подружками-пичужками в сети поболтать, так плакала однажды, так плакала. Не разрешил. Узнаю, говорит, всё, на два эс. Кошмар какой-нибудь наверняка. Ужасно умный, даже умнее Лота. И красившее. Засада, секс так и не воткнул. Может, попробовать лесби? Но это после… Подумать боязно, не то что произнести. Одна Лиза знает.
В марте Дик решил, что хватит. Самцов он не употреблял, зато самок перепробовал достаточно, подразделяя их, независимо от возраста и общественного положения, на две категории. Первая — уверенные в себе стервы, одержимые желанием его переделать. Вторая — неуверенные лохушки, смотрящие на него разиня рот. Необузданный сын олигарха досконально изучил методы приручения себя представительницами обеих категорий, поскольку, будь ты иконой стиля или распоследним Квазимодо, для всех без разбору ты лакомый кусок. Отом, что пора завязывать. Дик объявил малютке Джи деликатно, мол, нам было хорошо, но что делать, мы себе не принадлежим, короче, на два эс, расстаёмся, короче, мне очень жаль.
Жаль? Это ей жаль — свадьбу, квартиру, парикмахерский салон. Любовь. Подумаешь, не признавался, было же видно, апартарменты, клубы, платья. Попользовался, унизил, «про что теперь с подружками общаться?» Вдоволь наплакавшись, Джи сосредоточилась — канарейка переквалифицировалась в орлицу. Маман говорила, что нужно научиться ставить цель, нужно стремиться к ней, правильно, но как? Беременность — убойный панч, железобетонный аргумент от сотворения мира, недаром ей Боб все уши про ребёнка прожужжал. А потом? Потом суп с котом.
На встрече возле гостиницы после многообещающего телефонного «мне нужно сказать тебе кое-что важное» Джи, сияя глазами актрисы Одри Хепбёрн, огрела новостью. Дик устоял, поскольку актриса была не первая, но разозлился и решил больше не миндальничать:
— Забей.
— Как забить? — Джи не ожидала.
— Да как хочешь. Хочешь — оставь, после в приют сдашь, хочешь — аборт сделай.
— Но ведь это твой ребёнок… Наш… — Детское лицо актрисы залилось слезами.
Она рыдала по-бабьи, подвывая, отчаянно жалея себя и незанятого, брошенного ребёнка.
И он повёлся. Что, если не обман? Тогда он как Лола — сволочь, предатель. Никогда. Он и так на мать похож — и внешне, и всё его заносит куда-то в погоне за призрачным счастьем.
Догонит, схватит за хвост — счастье есть, а радости нет. Снова в отрыв. Принцу по-любому обязаловка жениться, ну да, не селекционный экземпляр, король не одобрит, зато беременная, возможно, наследником. Если, конечно, не обман.
Успокойся… На салфетку… Давай так. Посмотрим, как будут развиваться события. Проведём все необходимые исследования. Если ребёнок мой — женюсь.
Откуда у неё эти слова взялись? Слетели с опухших губ птичьим щебетом:
— У меня завтра днюха. Приходи к двум. Никого не будет. Придёшь?
Ещё чего не хватало! Фу ты, щупленькая, взъерошенная, в жёлтеньком каком-то пальтишке, всхлипывает, будто свистит, одно сказать — канарейка.
Переложив ответственность на подсознание, Джи собралась предаться сну, но сознание не отпускало. Крутило в голове, вертело, «гад, почему он так со мной, за что», даже разговоры с Лизой не помогли. Как, что, куда… К тебе, четвертушечка таблеточки, — куснуть и кайфануть. Только полетела не ввысь, а вниз, в преисподнюю — откуда у неё это слово взялось?