Искатель, 2019 №5

Марии Степановне доложили о том, что полицейские хотят еще раз поговорить. Поначалу она заупрямилась, дескать, готова поговорить завтра, а сегодня чувствует себя разбитой. Но Иван Дмитриевич настоял, и хозяйка изволила их принять, но только на несколько минут.

Когда вошли, Путилин сразу огорошил ее вопросом:

— Мария Степановна, где вы были, когда раздались выстрелы?

Стало тихо. Наконец, после минутного раздумья, хозяйка решилась ответить:

— Мне стыдно, господа, но я стояла под дверью и подслушивала ссору. Мне не хотелось встречаться с братом. — Лицо ее, и без того грустное, как-то сразу осунулось, и она на глазах превратилась из молодой женщины в пожилую даму, которая выглядела гораздо старше своих тридцати лет. — Простите, но я могла сгоряча наговорить неприятных вещей. У нас и без того испортились отношения, а здесь… Я стояла за дверью и, как в романах, слышала ссору и шум борьбы. Но мне стыдно было войти в гостиную. Услышав выстрелы — а я не сомневалась, что это были именно выстрелы, — я испугалась и побежала в свою комнату.

— Вы не заходили в гостиную?

— Нет.

— Сколько было выстрелов?

— Я слышала два.

— Вы не ошибаетесь?

— Нет, дважды раздавался грохот. Сначала один, спустя полминуты второй.

— Но после выстрелов кому-то могла понадобиться помощь.

— Это было невозможно. Я любила и Алексея Ивановича, и, несмотря на его гадкий поступок, Порфирия. Видеть того или другого убитым или раненым — это было выше моих сил.

— Но зачем вы отдали нам вчерашнее письмо?

— Не знаю, — искренне удивилась она.

— А где сегодняшнее послание?

Мария Степановна подошла к бюро и протянула Путилину сложенный вдвое голубой листок.

— Надеюсь, вы больше ничего не утаили?

— Теперь мне скрывать нечего.

— Извините за беспокойство, надеюсь, более вас не потревожим.

— Я тоже на это надеюсь, — бесцветным тихим голосом произнесла вдова.

— Маргарита Иоганновна, у нас возникли новые вопросы, — Путилин не тратил время, а с порога комнаты начал говорить. — Марию Степановну вы видели выходящей из гостиной?

— Нет, что вы, — быстро произнесла немка, но запнулась. — Хотя…

— Ну же, говорите!

— Я не уверена, но сейчас отчетливо вспоминаю: она отошла от двери и мелькнула в конце коридора.

— Она отошла от двери?

— Да, да, теперь я уверена, что было действительно так.

— Хозяйка знала о вашей связи с Алексеем Ивановичем?

— Что-о-о? — немка застыла с открытым ртом, потом изменившимся голосом выдавила из себя: — Это навет.

— Так знала или нет? — переспросил Иван Дмитриевич.

— Не знаю, — немка зарыдала.

— Благодарю, сударыня, — буркнул Путилин и вышел из комнаты. Он не мог терпеть женских истерик и слез.

В коридоре обескураженный пристав спросил:

— Иван Дмитриевич, как вы догадались о немке и хозяине?

— Все очень просто. Вы не обратили внимания на теплые интонации в голосе, с которыми наша воспитательница вспоминала хозяина?

— Тогда получается, у Марии Степановны были все основания желать смерти супругу.

— Здесь вы не правы, — поправил пристава Путилин. — Вспомните слова господина Шляхтина о сластолюбии Алексея Ивановича, о его вояжах в Варшаву, которые он с удовольствием совершал. Мария Степановна отлично знала о слабостях супруга, но была уверена, что он никогда не оставит семью. Каким бы он ни был, но он любил детей, а значит, у нее не было повода желать ему смерти.

— Тогда кто же?

— Выясняем.

Кормилица сидела, сложив руки на коленях. Спокойный взгляд, ни капли волнения, только, бледность лица выдавала потаенные чувства.

Пристально посмотрев ей в глаза, Иван Дмитриевич спросил:

— Екатерина, скажи, сколько раз ты заглядывала в гостиную? — Один.

— Ой ли? Я жду правды.

— Не помню.

— Екатерина, после злодеяния прошло всего несколько часов, неужели ты способна забыть, что делала?

— Честно говорю, не помню, — чуть ли не крикнула кормилица. — В глазах кровавая пелена, всю память отшибло.

— Поверю, но постарайся вспомнить. — Путилин сел напротив Екатерины и дотронулся до ее горячей руки. — Ты открыла дверь, так?

Она кивнула:

— Так.

— Тебя едва не сбил с ног господин Шляхтин, так?

— Так.

— Ты заглянула в гостиную, так?

— Так.

— Что там увидела?

— Алексей Иванович сидел в кресле.

— Он был жив?

— Не знаю.

— Кто там был?

— Никого.

— Что было дальше?

— Я сразу же закрыла дверь.

— Хорошо, а второй раз?

— Я услышала шум и опять заглянула.

— Кто там был?

— Да никого я не видела! — закричала кормилица. — Никого там не было, никого!

— Пусть будет так. — Иван Дмитриевич взял женщину за руку. Не бойся, вспомни, что ты там увидела? Не спеши отвечать, подумай…

В глазах Екатерины застыло непонимание.

— Хорошо. Если не хочешь, не вспоминай.

— В гостиной никого не было, только колыхалась штора, как будто от ветра.

Пристав в бессилии опустился на стул в гостиной, вытер лоб платком.

— Иван Дмитриевич, я ничего не понимаю, я подозреваю всех. В особенности Шляхтина. Мы так и не узнали, сколько на самом деле было выстрелов. Два? Три? Каждый имел возможность совершить преступление. Мне хочется подвергнуть их всех аресту как сообщников.

— Что, нашли ваши молодцы пистолет?

Пристав, не говоря ни слова, вышел и вернулся темнее ночи.

— Нет, не нашли.