– Ну это пожалуйста, – говорит Кел. Он не в восторге от мысли, что Март будет там ошиваться сам по себе. Март – худосочный мелкий старик с хлипкими суставами, а Келу известно, как, вероятно, известно и Марту, что дробовик – отнюдь не волшебная палочка. – Я б с тобой. Прикрыть все базы.
Март качает головой.
– Лучше я сам. Одному проще прятаться, чем двоим.
– Я на своем веку поохотился достаточно. Знаю, как замереть и не двигаться.
– Ой нет. – Лицо у Марта сминается в ухмылке. – При твоих-то размерах, что б там ни было, оно ж тебя из космоса засечет. Сиди дома и не студи яйца из-за чего-то, что небось давно убежало уж всяко.
– Ну, раз ты так уверен, – говорит Кел. Надо предупредить Трея, чтоб по ночам больше не шлялся тут, а то может кончиться тем, что получит себе полную задницу дроби. – Дай знать, если передумаешь.
Мухи осели тугими, копошащимися плюхами. Март пинает овцу кончиком сапога, и мухи взвиваются вновь, ненадолго, после чего опять принимаются за дело.
– Ни звука не слышал же, – произносит он. Пинает овцу еще раз, покрепче. Затем разворачивается и топает прочь, к дому, руки в карманах куртки.
Почтальон навещал: разрешение на оружие дожидается Кела на полу у входной двери. Подавая заявление, он мечтал о домашнем рагу из кролика и никакой серьезной необходимости в виду не имел. Едва ли не первое, что привлекло его внимание, когда он только начал приглядываться к Ирландии, – отсутствие любых опасностей: ни тебе оружия, ни змей, медведей или койотов, никаких “черных вдов”, даже комаров нету. Келу кажется, что он почти всю свою жизнь имеет дело с дикими тварями, теми или иными, и его греет мысль о том, что на пенсии можно будет не брать их в расчет. Ирландцам вроде должно быть уютно в мире – по-особенному, так, что они этого даже не замечают. Теперь же ружье кажется чем-то, что в доме иметь хорошо, и чем скорее, тем лучше.
На обед делает себе сэндвич с ветчиной. Пока ест, ухитряется вытащить из интернета расписания автобусов. По вторникам вечером на главной дороге есть один автобус до Слайго, около пяти, и один в Дублин, в начале восьмого. И тот и другой подходят по времени, хотя ни тот ни другой не кажутся Келу очевидным ответом. Главная дорога милях в трех пешком от дома Редди, а Брендан, по словам Трея, вышел из дома где-то в пять, как раз когда Шила подавала чай, что по местным меркам означает ужин. Представление о времени у Трея довольно приблизительное, потому его прикидка может быть и неточная, да и Кел сомневается, что Шила подает еду по четкому графику, но даже четыре пятнадцать слишком близко к автобусу на Слайго. Вместе с тем пять или даже пять тридцать – слишком рано, чтоб выходить к дублинскому автобусу, особенно если из-за этого оставаться без ужина почем зря. В общем и целом, если Брендан собирался куда-то далеко, Кел склонен предполагать, что его кто-то подбросил.
Набирает номер Брендана – просто наудачу. Как Трей и сказал, прямая переадресация на автоответчик: “Привет, это Брендан, оставьте сообщение”. Голос юный, сипловатый, быстрый и непринужденный, словно Брендан быстренько наговорил на телефон в паузе между более важными делами. Кел пробует раз-другой угадать пароль от автоответчика, если вдруг парень оставил его по умолчанию, но ни одна попытка ни к чему не приводит.
Доедает сэндвич, моет за собой и отправляется к “Оружию и боеприпасам Даниэла Буна”. Заведение Даниэла Буна прячется в путаных задворках, и Кевин – таково настоящее имя Даниэла, вихлявый всклокоченный мужик – смотрелся бы уместнее в заплесневелом подвальном магазине грампластинок, но ассортимент знает как свои пять пальцев, Келова промасленная “хенри” 22-го калибра у него наготове.
Давненько Кел не держал в руках такое оружие и успел забыть это чистое физическое удовлетворение. Теплая плотность орехового приклада – совершеннейшее удовольствие для ладони; затворный механизм работает так гладко, что Кел мог бы передергивать затвор хоть весь день напролет.
– Что ж, – говорит он, – ради этого стоило ждать.
– На такое вот спроса немного, – говорит Кевин, опираясь о прилавок бедром и обиженно взирая на ружье. – Иначе не пришлось бы заказывать. – Кевин принял это на свой счет. Отчетливо почувствовал, что ударил в грязь лицом – а вместе с ним, возможно, и вся страна, – раз позволил какому-то янки застать себя неподготовленным.
– У моего дедушки такое было, – говорит Кел. – Когда я был пацаном. Не знаю, что с тем ружьем сталось. – Прикладывает “хенри” к плечу и прицеливается, упиваясь тем, до чего изящно сбалансирован его вес. Никакой особой нежности Кел к своему служебному “глоку” питать так и не научился – с этим его наглым чванным пониманием, что существует он для того, чтоб его наставляли на людей. Ничего, кроме агрессии, в нем не было, никакого достоинства. “Хенри” же, по мнению Кела, – как раз то, чем оружие должно быть.
– Они мало в чем изменились, – говорит Кевин. – Пристреляетесь, и оглянуться не успеете. На стрельбища подадитесь, да?