Искатель приключений Эмиас Лэй

Случайно зайдя в «Корабельную таверну», Джек, привлеченный ароматным запахом, попал в комнату, прилегающую к той, где шло пиршество. Увидев дверь, он не мог удержаться и не подслушать, что происходит внутри, пока не услыхали имени Рози Солтерн. Увы, Эмиас Лэй встретил его гневными пинками. Затем на него обрушилась буря брани (из уважения к достойному обществу лучше ее не повторять), но, странно сказать, вся эта брань, казалось, не произвела впечатления на бесстыдного Джека, который, лишь только вновь обрел дыхание, стал горячо возражать, пыхтя и отдуваясь:

– Что я здесь делаю? То же, что и вы все. Если бы вы пригласили меня, я бы пришел. Так как вы этого не сделали, я вошел без приглашения.

– Ах ты, бесстыдный плут! – сказал Карри. – Ты пришел бы, если б тебя пригласили, потому что здесь есть хорошее вино? Готов поручиться в этом!

– Конечно, – добавил Эмиас, – когда у какого-нибудь мальчика в школе бывал пирог, он готов был целый день преследовать его по всем улицам, лишь бы получить кусочек. Прожорливая собака!

– Терпение! – заявил Фрэнк. – О том, что у Джека жадная душа и живот, знают все байфордские торговки яблоками. Но я подозреваю, что не только бог живота привел его сюда.

– Тогда бог подслушивания. Завтра же вся история разнесется по городу, – заметил другой, начиная при этой мысли слегка стыдиться своего недавнего энтузиазма.

– Какой там бог живота. Это был бог любви – вот кто!

Взрыв хохота последовал за этим заявлением. Но Джек с отчаянием продолжал:

– Я находился в соседней комнате и пил пиво. Затем я услышал ее имя и не мог удержаться, чтобы не слушать дальше. Вы делаете сегодня большое дело, отказываясь от нее. Ну, что ж, это то, что я делал в течение трех самых несчастных лет, какие только могут выпасть на долю бедного грешника. С первого же дня я сказал себе: «Джек, если ты не можешь получить эту жемчужину, тебе не нужно никакой. А этой ты не получишь, потому что это блюдо для людей получше тебя: итак, превозмоги себя или умри». Но я не мог превозмочь себя. Я не мог не любить ее. И я умру. Но вы не должны смеяться надо мной!

«Старая история, – сказал себе Фрэнк, – кто отрекается от любви, тот превращается в героя!»

Так оно и было. Пискливый голос Джека звучал твердо и мужественно, его свиные глазки горели огнем, его движения стали так свободны, что неуклюжесть его фигуры была забыта… И когда он закончил бурным потоком слез, Фрэнк, забыв свои раны, вскочил и схватил его руку.

– Джек Браймблекомб, прости меня! И вы все должны попросить у него прощения. Не выказал ли он уже больше доблести, больше самоотречения и тем самым больше истинной любви, чем кто-либо из нас? Друзья мои, пусть это послужит оправданием его подслушиванию. Он вполне достоин принять участие в нашей беседе.

– Ах, – воскликнул Джек, – примите меня в ваше братство, и вы увидите, что я сумею претерпеть те же страдания, как любой из вас! Вы смеетесь! Не воображаете ли вы, что никто не может взяться за меч, если в его гербе нет дюжины хлебопеков, или что оксфордские школьники умеют обращаться только с пером?

– Давайте испытаем его мужество, – предложил Леджер. – Вот мой меч, Джек. Обнажи свой, Коффин, и сразись с ним.

– Что за чепуха, – пробормотал Коффин.

Но Джек схватился за предложенное ему оружие:

– Дайте мне щит, и я выйду против любого из вас!

– Вот спинка стула! – закричал Карри, и Джек, схватив ее левой рукой, так яростно замахал мечом и так грозно стал вызывать Коффина на бой, что все присутствующие, не желая пролития крови, сочли необходимым превратить дело в шутку. Но Джек и слышать об этом не хотел.

– Нет, если вы допускаете меня в свое братство – то хорошо, но если нет – с одним из вас я буду драться. И это решено.

– Вы видите, джентльмены, мы должны принять его или погибнуть. Придется уступить. Поди сюда, Джек, и клянись. Вы принимаете его?

– Да будет так! – провозгласил Карри. – Но, если он будет принят, это должно быть сделано в торжественной форме и со всеми церемониями, предусмотренными на этот случай. Возьми его в ту комнату, Эмиас, и подготовь его к посвящению.

– Как так? – в недоумении спросил Эмиас. Но, поняв по подмигиванию Билла, что «посвящение» было формулой для задуманной шутки, он вывел жертву вновь за дверь и прождал пять минут, пока голос Фрэнка не предложил ему ввести «посвящаемого».

– Джек Браймблекомб, – заговорил Фрэнк замогильным голосом, – как ученый и бакалавр Оксфорда, вы не можете не знать о той страшной жертве, которой Катилина[47] потребовал от своих товарищей-заговорщиков для того, чтобы, с одной стороны, в готовности совершить деяние получить доказательство их искренности, а с другой, при помощи страха, сковать их души оковами твердыми, как алмаз. Поэтому, о, Джек, мы также решили, следуя этому древнему и классическому примеру, наполнить, как сделал он, кубок нашей собственной живой кровью и провозгласить тост друг за друга, принеся клятву, от которой дрогнут звезды и покраснеет серебряный лик луны. Лишь вашей крови не хватает, чтобы наполнить кубок до краев. Сядьте, Джек Браймблекомб, и протяните руку.