Прошло, быть может, двадцать минут, прежде чем судно появилось вновь, огибая темные скалы Губбастона, перед тем как войти в гавань. Все это время миссис Лэй простояла совершенно неподвижно, устремив глаза на утес Викингов.
Наконец корабль обогнул Губбастон. На нем слышалась музыка. И когда перед ним открылась норшэмская башня и бэруффское поместье, у команды вырвалось троекратное «ура» и огласило окрестные холмы на расстоянии целой мили.
Миссис Лэй быстро вошла в дом и позвала свою служанку.
– Грэс, принеси мне капор. Мистер Эмиас вернулся домой.
– Ну, правда? То-то радость! Но, сударыня, как же вы это узнали?
– Я слышала его голос на реке, но я не слышала голоса Фрэнка, Грэс!
– О, сударыня, будьте уверены: где один, там и другой. Они не могли разлучиться. Я ручаюсь, что или оба вернулись, или ни один. Вот вам капор, сударыня.
И миссис Лэй в сопровождении Грэс быстрым шагом направилась в Байдфорд.
Спускаясь по Мостовой улице, они увидели, что странный корабль уже бросил якорь в реке. В ту минуту, как они достигли нижнего конца улицы, из-за угла появилась большая толпа матросов, женщин и подмастерьев, кричащих «ура», расспрашивающих, плачущих и смеющихся. Миссис Лэй остановилась и увидела, что толпа тоже остановилась.
– Вот она! – закричал кто-то. – Вот его мать!
– Его мать? Не их мать? – бледнея, сказала себе миссис Лэй.
В следующее мгновение из-за угла показалась возвышающаяся над всей толпой голова Эмиаса.
– Расступитесь! Дайте дорогу госпоже Лэй! – И Эмиас упал к ее ногам.
Она обвила его шею руками и прижалась головой к его голове, меж тем как матросы и подмастерья почтительно умолкли, окружив кольцом мать и сына.
Миссис Лэй ни о чем не спросила. Она видела, что Эмиас один. Наконец он прошептал:
– Я умер бы, мама, чтобы спасти его, если б я мог…
– Тебе незачем говорить мне это, Эмиас Лэй, сын мой!
Новое молчание.
– Как он умер?
– Как мученик…
– Инквизиция?
– Да…
Сильная дрожь пробежала по телу миссис Лэй, а затем она подняла голову.
– Идем домой, Эмиас. Я не ожидала такой чести, – ха-ха… и такого красивого молодого мученика. Боже, пощади меня: не дай мне сойти с ума. Эмиас, кто это? – И она указала на Эйаканору, которая стояла подле Эмиаса и внимательно смотрела на все происходящее.
– Это бедная дикая индейская девушка. Я зову ее моей дочерью. Я расскажу вам потом ее историю.
– Твоя дочь? Значит, моя внучка. Пойди сюда, девочка, и будешь мне внучкой.
Эйаканора послушно подошла и опустилась на колени, как это сделал Эмиас.
– Не надо становиться на колени передо мной, дитя. Идем домой, и помогите мне убедиться, здорова я или сошла с ума, жива или мертва.
И, надвинув капор на лицо, она повернулась, чтобы идти обратно, одной рукой крепко держа Эмиаса, а другой – Эйаканору.
Толпа в почтительном молчании дала им отойти ярдов на двадцать, а затем разразилась таким «ура», от которого весь город зазвенел.
Внезапно миссис Лэй остановилась.
– Я совсем забыла, Эмиас. Я не должна мешать тебе выполнить долг. Где твои матросы?
– В настоящее время зацелованы насмерть – то есть все те, кто уцелел.
– Уцелел?
– Когда мы уезжали, у нас было сто человек, мама, а домой вернулись сорок четыре, если только мы дома. Это сон, мама? Это вы? И это снова старая Мостовая улица? Клянусь жизнью, там у дверей стоит старый Эмиас-кузнец, с кружкой в руках, как он стоял, когда я был мальчиком!
Мускулистый кузнец пересек улицу, чтобы подойти к ним, но остановился, увидев Эмиаса без Фрэнка.
– Лучше один, чем ни одного, сударыня! – неуклюже попытался он утешить ее.
Эмиас пожал ему руку, но миссис Лэй не слышала ни его, ни других.
– Мама, – сказал Эмиас, когда они вышли на шоссе, – мы теперь богаты на всю жизнь. Я привез домой несказанные сокровища.
– Что, мой мальчик?
– Несказанные сокровища. Карри обещал мне присмотреть за ними сегодня.
– Очень хорошо. Я хотела бы, чтобы он ночевал у нас. Он добрый мальчик и любил Фрэнка. Когда он?..
– Уже больше трех лет. Месяца через два после нашего отплытия.
– А! Да, все, как должно было быть. Дитя мое, вам не кажется холодно в Англии после ваших жарких краев?
– У Эйаканоры горячее сердце. Она не чувствует холода.
– Горячее? Тогда, быть может, вам удастся отогреть мое сердце?
– Быть может, я смогу это сделать, мама? – с полуупреком сказал Эмиас.
Миссис Лэй подняла на него глаза и заплакала.
– Мама! – крикнул Эмиас. – Если вы будете так плакать, я сойду с ума! Мама! Мама! Я много месяцев боялся этой встречи. Это был кошмар, висевший надо мной, как черная грозовая туча, как высокая гора с уходящей в облака вершиной, куда я должен был и не мог взобраться. Мне хотелось броситься за борт и, как трусу, спрятаться на дне моря. Думать, что вы можете спросить меня, почему я не уберег брата, что вы можете потребовать у меня ответа за его кровь, – а теперь, теперь… когда это мгновение пришло, найти в вас одну любовь, одно доверие и терпение… Мама, мама, это свыше моих сил! – И он бурно зарыдал.