— Берегитесь, дон Мигель, — глухо прошептал он, — иначе я поступлю так, как говорил.
— Если только я дам вам на это время.
— Э?
— Черт возьми! Хотя вы и очень ловкий плут, но ведь и я не дурак… Неужели вы, в свою очередь, думаете, что я испугаюсь ваших угроз и не сумею лишить вас возможности причинить вред, не мне, — потому что меня, повторяю вам, нисколько не пугают ваши угрозы, — а моим друзьям? Я не хочу и не допущу, чтобы они пострадали вследствие вашей измены и предательства.
— Ну и что вы можете сделать, чтобы помешать мне добиться этого результата?
— Вы увидите, — отвечал невозмутимо дон Мигель.
— А все-таки?
— Я вас убью.
— О-о! — проговорил скваттер. — Ну, это, знаете, совсем не так уж легко.
— Гораздо легче, чем вы думаете, милейший мой.
— Гм! Когда же это вы рассчитываете меня убить?
— Сейчас!
Собеседники в это время сидели перед очагом на противоположных концах скамьи; их разделял только стол, но последний стоял немного сзади, так что, разговаривая, они опирались на него только локтями.
Произнеся слово «сейчас», дон Мигель прыгнул, как тигр, на скваттера, совсем не ожидавшего этого нападения, схватил его за горло и повалил навзничь.
Оба врага покатились вместе по неровному полу хакаля.
Нападение мексиканца было так быстро и неожиданно, что скваттер, несмотря на всю свою геркулесову силу, не мог освободиться от железных объятий своего врага, сдавившего ему горло как в тисках.
Красный Кедр не только не мог оказать ни малейшего сопротивления, но не был в состоянии даже вскрикнуть; мексиканец придавил ему коленом грудь и в то же время сжимал руками ему горло.
Наконец полузадушенный скваттер дошел до полного изнеможения. Дон Мигель вытащил из-за голенища сапога нож с длинным и тонким лезвием и целиком погрузил его в тело врага.
Бандит конвульсивно вздрогнул несколько раз, затем мертвенная бледность покрыла его лицо, глаза закрылись, и он вытянулся и уже больше не шевелился.
Дон Мигель оставил нож в ране и медленно приподнялся.
— А! — прошептал он, смотря на скваттера с насмешкой. — Мне кажется, что теперь негодяй меня уже не выдаст.
Затем он взял лежавшие на столе два письма, достал из сундука находившиеся в нем бумаги, спрятал все это у себя на груди, вышел из хижины и, притворив за собой дверь, удалился большими шагами.
Сыновья скваттера не покидали своего поста и, увидя мексиканца, подошли к нему.
— Ну, — спросил его Шоу, — вы сговорились со стариком?
— Да, — коротко отвечал дон Мигель.
— Значит, теперь дело в порядке? — спросил Сеттер.
— Да, к обоюдному нашему удовольствию.
— Тем лучше! — радостно вскричали молодые люди.
Асиендадо отвязал лошадь и вскочил в седло.
— До свидания, господа! — сказал он им.
— До свидания, — отвечали они.
Мексиканец сначала пустил лошадь рысью и ехал так, пока не скрылся из вида сыновей скваттера; тут он отпустил поводья, пришпорил лошадь и помчался во весь дух.
— Теперь, — сказал Сеттер, проводив гостя, — мне кажется, что и мы можем идти в хижину.
Братья разделяли его мнение, и молодые люди не спеша направились в хакаль.
Дон Мигель ошибался, думая, что навсегда избавился от опасного врага, который мог погубить как его самого, так и его друзей.
Красный Кедр не умер.
В момент неожиданного нападения скваттер почти не оказал никакого сопротивления, так как считал это совершенно бесполезным, потому что борьба могла бы только еще более озлобить врага, и чувствуя, как лезвие ножа проникает в его тело, он решился, по выражению, бывшему в ходу в его стране, playing possum — подражать опоссуму, т. е. представиться мертвым. Хитрость его удалась отлично. Дон Мигель, уверенный что убил его сразу, не повторил удара.
Пока враг его оставался в хакале, скваттер лежал не шевелясь, так как это могло бы его выдать; но как только он остался один, он открыл глаза, приподнялся, вынул кинжал из раны, из которой хлынула струя черной крови, и, устремив на дверь, через которую вышел его враг, взор, полный ненависти, передать который невозможно, произнес:
— Теперь мы с вами квиты, дон Мигель Сарате… Вы хотели сейчас лишить меня жизни, которую вы же мне спасли… Молите Бога, чтобы нам с вами никогда больше не встречаться.
Он глубоко вздохнул и снова безжизненной массой вытянулся на земляном полу.
Он был в обмороке.
В эту минуту сыновья его вошли в хижину.
ГЛАВА Х. Сашем41 корасов
Прошло несколько дней после событий, описанных нами в предыдущей главе.
Был один из тех жарких дней, каких совсем никогда не бывает при нашем холодном климате. Тропическое солнце ярко сияло с безоблачных небес, и его солнечные лучи накаляли песок, которым были посыпаны дорожки в аллеях сада асиенды де-ла-Нориа.
В самой гуще сада, среди чащи кактусов, индейских смоковниц и алоэ, стояла беседка, обсаженная цветущими апельсиновыми и лимонными деревьями, распространявшими в воздухе благоухание. В этой беседке между двумя апельсиновыми деревьями висел гамак из волокон phormium tenax42, а в этом гамаке раскинувшись спала девушка.