Искатель утраченного тысячелетия

Первое письмо доктора Озерова профессору Смыслову

14 так, я прочел первый попавшийся листок. Взялся за другой и сразу увидел: листки перепутаны. Не мудрено: верно, очень торопливо пихали их в огонь проворные руки мамаши и дядюшки Тани Бобылевой в Шелковке!

Я стал осторожно разбирать листки. Одни обгорели но краям — огонь русской печки едва лизнул их; другие по коробились, почернели и ломались при первом прикосновении.

Терпеливо подбирал я эти драгоценные полуистлевшие листки. И вот прочитал:

«Дорогой мой друг и коллега

Степан Иванович!

Жду твоего врачебного и товарищеского совета.

Мне, как тюремному врачу, надлежит обосновать медицинское заключение о действительной душевной болезни политического преступника Веригина, по образованию медика, обвиняемого в действиях, направленных к возмущению в народе и в войсках. Для меня, как эксперта, его болезнь столь же бесспорна, сколь бесспорен для суда факт свершения тяжкого государственного преступления оным человеком.

Твой Николай Озеров.

Прилагаю запись моей первой беседы с Веригиным.

Я пришел в тюремную камеру, чтоб освидетельствовать Веригина по поводу его вменяемости и дать экспертное заключение.

Арестант встретил меня вопросительным взглядом. Я отрекомендовался и спросил, как его здоровье.

— Дважды два… дважды два… Произнесите, доктор, произнесите же только эти два слова, — неожиданно, но очень настойчиво сказал Веригин, не ответив на мой вопрос. — Итак, дважды два? — повторил он. Взгляд заключенного сделался насмешливо-выжидательным.

— Хорошо, хорошо господин Веригин, — поспешно сказал я. — Сейчас произнесу эти два слова. Но, пожалуйста, напомните мне, какой сегодня день?

— А-а… Вы вот о чем! Чаадаева объявили безумцем… И Чацкого, конечно, сочли сумасшедшим… Так вы, доктор, по поручению начальства пришли ко мне в камеру, чтоб проверить, в своем ли я уме. Не так ли? — Ясная, веселая улыбка преобразила лицо Веригина. — Извольте! Отвечу на ваш вопрос. Сегодня среда. 15 июля 1858 года. По святцам это день святого равноапостольного князя Владимира, а попросту — именины. Что? Удовлетворены? Верно?

— Верно.

— Ну, а теперь, доктор, повторите за мной: дважды два.

— Что ж, извольте. Дважды два…

— Стоп! Довольно, доктор, сознайтесь: чуть вы произнесете эти два слова — «дважды два», — как тут же в голове возникло и третье слово: четыре.

— Ну что же? Где дважды два, там и четыре. Но не понимаю, к чему вы клоните.

— А вот к чему: чуть подумал «дважды два», как готово слово «четыре». Слово «низ» тотчас же вызывает в сознании людей слово «верх», при слове «свет» немедленно появляется слово «тьма», слово «да» сейчас же родит слово «нет», «день» — «ночь». Их много, таких непременных слов. А вот на слово «жизнь» тотчас у всех людей на свете мысленно возникает слово «смерть».

— Да, господин Веригин, где жизнь, там и смерть. Жизнь кончается смертью.

— Обязательно? Навсегда?

— Как дважды два — четыре.

— Так нет же! Настанет время, и наши потомки будут вспоминать нас и жалеть, что наш век был так короток и они не смогли увидеть нас.

— Вы хотите сказать…

— Я понял, как распорядиться со смертью.

— Так расскажите.

— Амеба не знает трупа, — медленно начал Веригин. — Она бессмертна. Один ученый подсчитал: от одной особи ресничной инфузории тысячу триста восемьдесят четыре поколения. Ну и прекратил счет. А человеку отпущено семьдесят, самое большее — сто лет. Природа «даровала» человеку разум, ассоциации, волю, но укоротила жизнь.

— Теперь ответьте мне на два вопроса, — сказал я. — Первый вопрос: вы хотите, чтоб человек жил вечно? Ищете бессмертие?

— О нет! — живо отозвался Веригин. — Вечно живут только боги, выдуманные людьми. А я… я ищу (и найду) то тысячелетие, что природа отобрала от человека. Счет веду на тысячу лет.

Почему на тысячу, а не на миллионы… миллиарды?

— А потому, что в природе есть такой счет. Вот секвойя: часы жизни этого дерева природа завела даже не на одну тысячу лет. Ну, это особый разговор.

— Теперь, коллега Веригин, второй вопрос: как вы думаете даровать человеку тысячелетнюю жизнь?

— Исхожу вот из чего. Вы врач, и я врач. Видим — человек болен. А что такое болезнь? Это значит — упала, ослабела энергия сопротивления организма какому-то внешнему или внутреннему воздействию. Но вот человек умирает. Значит, он износился, источник энергии прекратился. Энергия иссякла. А я нашел то необходимое, чтоб восстановить эти живые единицы, этот источник энергии.

— Так-то так, — говорю я, — но все это теория, а на практике как? Чем думаете вы отменить закон бытия?