- Ясно, товарищ корреспондент, все ясно. - Тут Валентин Степанович вдруг глянул в окно: - Сестра! Клавдия! Кролики-то твои из клеток побежали... Скорей!
Брат и сестра переглянулись и поспешно вышли из домика.
"Что делать? Как убедить этих людей, как получить от них все листки?.." - мучительно раздумывал я.
За столом с отсутствующим лицом сидела жена Валентина Степановича.
Я тоже молчал. Время тянулось невероятно медленно. Казалось, прошли не минуты, а часы.
- Ну и кролики! Беда с ними, едва в клетку загнали, громко воскликнул Валентин Степанович, входя в домик вместе с сестрой.
- А хочу я вам сказать... - вдруг на певучий лад заговорила хозяйка дома, - хочу сказать: моей Тани не ждите. Конечно, угощайтесь, мы гостям рады, но Таня с женихом по выставкам гуляет... А насчет листков вот что получается. Со всей душой их дала бы вам. Но на рынке - сами знаете: то одному надо творог завернуть, то другому - зеленый лук, третьему - крыжовник... Продаешь, а рядом соседка попросит. Разве откажешь? Ну, и раздала все листки. Так что не беспокойтесь. Кто ж их знал, что те листки понадобятся.
Я молча поднялся.
- Не повезло вам, товарищ корреспондент, - сказал сочувственно Валентин Степанович.
- Я же не корреспондент. Я, собственно...
Хозяйка и ее брат, продолжая что-то говорить, проводили меня до калитки. За мной с резким стуком задвинулась щеколда.
А на плотине, изогнув шею, мне вслед злобно прошипел гусак.
НЕТ! ЭТО НЕ СОН!
- Как я напутал! Как напутал! - терзался я, тяжело поднимаясь по лестнице.
Не зажигая огня, не глядя на кота Топа, который трогал меня лапкой, сидел я в пустой квартире. Окна были раскрыты на тихую Ленивку. В комнатах становилось все темнее и темнее. Я сидел, уронив руки на резные деревянные поручни кресла, поддерживаемые арапчатами, которые, по воле резчика, смеялись. Надо мной?
Вот, шурша, под окном пробегает машина - она спешит к своей цели. Вот на Москве-реке коротко прогудел пароходик. На нем катаются москвичи; их конкретная цель - отдых. Все кругом имеет какую-то свою "целевую установку". А я? К чему мне стремиться?
- Какая бессмыслица! Какая нелепая трата времени!.. вздыхал я.
Наконец я поднялся с кресла.
Зажечь лампу. Взяться за работу. Пожалуй, за этот тяжелый пакет - рукопись начинающего автора. Буду читать.
Зазвонил телефон. Резко и настойчиво. Я нехотя снял трубку.
- Слушаю!
- Мне Григория Александровича!
- Я у телефона. Кто говорит?
- Таня... Бобылева Таня.
- Таня?! Откуда вы говорите?
- Из Шелковки. С почты. Простите меня. Виновата. Обещала вас встретить у калитки нашего дома в Шелковке. Опоздала по уважительной причине: утром пошла было с моим другом, художником Петей, и его товарищами на выставку в Пушкинский музей. Знаете, верно? Так вот, очередь была страшная. Мы подумали-подумали: а не пойти ли нам в загс? Так и решили. Заняли очередь на выставку, а сами побежали в загс. Подали заявление. Теперь - все. Пусть мамд как хочет. Не отступлюсь. Это вам спасибо. Хоть вы с мамой и не говорили про то мое дело, а меня крепко поддержали своим рассказом в газете. Так что спасибо вам все-таки большое.
- Хорошо, хорошо. Но скажите мне поскорее, как там у вас...
Но Таня меня не слушает.
- Из загса я уж на выставку не пошла, а на всех скоростях полетела в метро, а из метро - на автобус. Думала, успею. Просчиталась самую малость. Такая досадища! Примчалась домой - вы уже ушли, а мама и дядя Валентин Степанович растапливают русскую печь у дачников. Вы им сказали, что печатаетесь в газете, приехали за какими-то листками. Дядя и перепугался. Он что-то был раньше с газетчиками не в ладу. Вот они с мамой и решили: от греха подальше... Лучше пожечь все листки.
- И сожгли?! - вскричал я, схватившись за голову.
- Только начинали. А как я поняла, у вас есть какой-то интерес (может, я не так выразилась - тогда извиняюсь) к этим упаковочным листкам, так я сразу же накричала на мать, на дядю, раскидала щепки и поленья. Листки выхватила из пламени - и сразу в пакет. Звоню вам по телефону с почты. Завтра привезу самолично. С утра пораньше. Все. Пока все.
Телефон умолк.
А я... я стоял у телефона и машинально поглаживал его рукой. Какой ты добрый, старый телефон!
И вечерняя темь мне казалась белым светом.
Нет, это не сон: Таня Бобылева сдержала обещание.
Утром передо мной лежали листки, вытащенные из горящей печки. Те самые листки, из которых женщина в кофте с разными пуговицами, продавая вишни, сворачивала кульки.
Позабыв обо всем на свете, я схватил первый попавшийся листок. Оказалась переписка двух врачей-психиатров. Я погрузился в чтение.
И предстал предо мною совсем иной мир.
Часть вторая
ПОТЕРЯННАЯ МЕЛОДИЯ
ПЕРВОЕ ПИСЬМО ДОКТОРА ОЗЕРОВА ПРОФЕССОРУ
СМЫСЛОВУ
14 так, я прочел первый попавшийся листок. Взялся за
другой и сразу увидел: листки перепутаны. Не мудрено:
верно, очень торопливо пихали их в огонь проворные руки
мамаши и дядюшки Тани Бобылевой в Шелковке!
Я стал осторожно разбирать листки. Одни обгорели но
краям - огонь русской печки едва лизнул их; другие по
коробились, почернели и ломались при первом прикоснове
нии.