- Благодарствую. Не курю. Мои живые экспонаты не позволяют. А спички при себе держу. Всегда.
С этими словами Ильменев быстро вынул коробочку и зажег спичку.
- Вот это коробочка! - восхитился я, различив на ней рисунок и надпись: "Наш ответ Чемберлену" - спичечная коробка двадцатых годов! И подумал с душевным волнением: "Какие исторические вихри веяли над тобой, когда держал тебя в руках художник, сын своего века... А минуты горести или радости, когда твой владелец зажигал спичку... Какие руки держали тебя, какие ветры тушили огонек твоей спички?.."
- Я биолог, а по страсти - собиратель-коллекционер, сказал Ильменев. - Вот вы пригласили меня в театр, а я приглашаю вас к себе в Ухтомск, в свой подвал. Подвал чаяний и великих недоразумений.
- Как вы сказали?
- Повторяю - я собиратель. Там у меня вы столкнетесь не только со спичечными коробочками. Станете свидетелем горестных недоразумений великих умов, их столкновений с обществом, с эпохой, с природой. Вот, например, что вы скажете о Марате?
- Как "что"? Деятель Французской революции.
- Вы еще многого не знаете.
С этими словами Ильменев вытащил из кармана своей бархатной куртки пачку библиотечных карточек, порылся в ней и протянул мне одну:
- Вот, читайте.
На карточке стоял № 38. И я прочел: "Марат, великий деятель Французской революции, знаменитый "Друг народа", был врачом и физиком. Написал в свое время работу (она получила премию Руанской академии): "Определить степень и условия, при которых можно рассчитывать на электричество при лечении болезней".
Итак, Марат предвидел, что в будущем появится новое направление в медицине - "электромедицина".
- Любопытно, спору нет, - сказал я. - Приеду непременно.
Ильменев протянул мне карточку с адресом:
- Известите. Я вас встречу.
Раздался звонок, и мы вошли в театр. Отыскали три места в шестом ряду, сели. Партер постепенно заполнялся зрителями.
- Повезло мне! - услышал я оживленный голос.- Понимаешь, друг, ведь всего на три дня в Москву приехал, а мне билеты достали! Быть в Москве - и попасть в такой театр! А в котором часу спектакль кончается? Мне еще на Центральный телеграф поспеть, разговор у меня заказан на двадцать три. Поспею?
Меня словно что-то толкнуло: а не сегодня ли у меня междугородний разговор? Опустил руку в карман. Вот она, квитанция заказа. Так и есть! Сегодня в двадцать тридцать. Забыл! Вызвал к телефону Вильнюс и забыл! Скорей домой.
Торопливо простившись с Ильменевым и Савушкиным, я помчался к выходу.
"Вот незадача! - упрекал я себя. - Не посмотрю спектакль..."
Я кинулся к Малому театру: такси... такси...
Но какая очередь на такси!
ПОДВАЛ ЧАЯНИЙ И ВЕЛИКИХ НЕДОРАЗУМЕНИЙ
Было почти темно, когда пригородный поезд остановился на минуту у тихой платформы. Ильменев сердечно пожал мне руку.
- Теперь перейдем через железнодорожное полотно, - сказал он.
Через пять минут мы остановились перед небольшим пмпнрным особнячком - четыре традиционные колонны и дорический портик с причудливым гербом.
Мльменев постучал в маленькое оконце подвала.
- Это, как бы сказать, рабочее помещение "музея". Из подвала лестничка ведет в дом, - пояснил он.
Оконце приоткрылось. Мы увидели женскую фигуру со свечой в руке:
- Пожалуйста, входите, Сергей Тимофеевич.
Спустились в подвал.
- Удивляетесь свече? - спросил Ильменев с легкой усмешкой. - Некоторые мои живые экспонаты очень консервативны и не признают изобретения Яблочкова - Эдисона. Похоже на чудачество? Что поделаешь: ведь люди привыкли приклеивать каждому коллекционеру ярлык чудака. Л на деле он сам приклеивает ярлыки к своим неживым экспонатам и... к тем из живых, кто заслужил. - И он взял из рук женщины свечу. - Мою кунсткамеру можно рассматривать и днем и ночью, - сказал Ильменев. В этот вечерний час дневные звери, птицы и цветы засыпают, а ночные - просыпаются. Не угодно ли взглянуть?
- Время позднее, Сергей Тимофеевич. Мне хотелось бы поскорей посмотреть на пресловутую картотеку.
- Согласен.
Держа свечу в руке, Ильменев вел меня по длинному подвальному коридору.
- А теперь, пожалуйста, наверх... Осторожно, здесь ступеньки, - предупредил он. - По ним - к цели вашего приезда: в "алхимический" кабинет.
- Позвольте... - остановил я Ильменева. - Тут на двух дверях странные надписи: "Кабина недоразумений" и "Кабина самоучек". Самоучек?