Искатели

— Ну да, с недельку походишь в бинтах. Обморожение. Кожный покров полностью уничтожен, задеты нервы и сухожилия. А впрочем, ничего серьезного.

— Михаэл исправит, — вздохнул герцог.

— В последнее время у него работы добавилось, — хихикнула леди Флориана.

Она проговорила что-то неразборчивое, пощелкала фалангами, и руку Фердинанда окутала серая дымка, скрывшая уродливые раны.

— На первое время хватит. С перевязкой и Михаэл справится.

— Спасибо, тетушка, — от души поблагодарил герцог. — Заклинание мертвой жизни, высшее мастерство. Теперь все пройдет за три дня.

Валяться на столе надоело, я недовольно спросила:

— Может, мной теперь займетесь? Отпустите, например?

— Ах, простите, милая леди! — воскликнул Фердинанд. — Сейчас…

Он поднял было искалеченные руки, но тетушка проворчала:

— Сиди уж, я сама…

Повинуясь ее жесту, тиски разжались, отпуская меня на свободу. Усевшись на столе, я сказала:

— Теперь объясните, что произошло.

Я всегда считала, что мой дар может только служить защитой от магии, разрушать ее. Но даже не думала, что самой антимагией можно атаковать чародея.

— Тетушка права, полагаю, — произнес Фердинанд. — Видимо, дело в том, что созданному вами антимагическому импульсу не хватало энергии. Вы потратили ее на пассивную защиту. Импульс стал добирать энергию — сначала из моего заклинания, потом и из меня. При этом было истрачено мое тепло, вот и случилось обморожение…

Объяснил герцог вроде бы понятно. Извиняться я не стала. Не нарочно ведь его покалечила. Он сам жаждал опытов, так что пусть теперь лечит их последствия.

Оказалось, я недооценила упорство некроманта.

— Я хотел бы продолжить наши эксперименты, — заявил он. — Если вы не очень устали, конечно…

Лич довольно поскрипела челюстями:

— Неугомонный ты, Ферди! Весь в меня. Ну сам подумай: как ты будешь заклинания творить такими культяпками?

В ответном вздохе Фердинанда звучало такое отчаяние, что тетушка сжалилась и предложила:

— Давай уж я все сделаю, а ты наблюдай.

— Вы согласны, милая леди? — Герцог молитвенно прижал изуродованные руки к груди.

Костяная дама не вызывала у меня особого доверия, очень уж она любила повеселиться, да и шутки у нее были… своеобразные. Но отказывать продавшимся я не решилась. Вдруг сочтут нарушением договоренности и выгонят Лэя из библиотеки? Все наши усилия пошли бы прахом. Скрепя сердце согласилась.

— Дивно! — восхитился Фердинанд. — Тогда леди Флориана нашлет кошмар. А вас, дорогое дитя, на этот раз я попрошу не сопротивляться заклинанию, а бороться с самим содержанием сна. Вы поняли?

Я кивнула. Понять-то поняла, правда, не очень хорошо это себе представляла. Решив действовать по обстоятельствам, улеглась на стол. Лич щелкнула фалангами — на моих руках и ногах снова сжались тиски.

— Попалась, девчонка! — Лихо заломив чепец на затылок, Флориана оскалилась. — Сейчас я из тебя весь дух вышибу!

— Тетушка, тетушка, прекратите! — возмутился герцог. — Запугивая подопытную, вы нарушаете чистоту эксперимента…

— Говорю тебе, она ничего не боится. Спи, девочка.

Моего лба легко коснулась костяная рука, и окружающий мир перестал существовать…

Ледяной ветер трепал волосы, бил по щекам, пробирался под одежду. Ногам было холодно. Открыв глаза, я увидела, что стою босиком на снегу. Вокруг расстилалось белое поле. Откуда-то пахло дымом. Я оглянулась: вдали тянулся ряд орочьих шатров. Зимний Т’хар…

Но вместо радости я ощутила гнетущую тоску. Что-то было не так. Спотыкаясь, побрела к селению. Шатры становились все ближе, и, зайдя в селение, я поняла, что именно показалось мне странным. Полная тишина. Не лаяли собаки, не смеялись дети, играя в снежки, не окрикивали их матери. Пусто было в селении. А на белом снегу складывались в причудливые узоры алые кляксы и росчерки. Кровь. Много крови.

Шатры располагались странно — в ряд, словно воины на построении. Я медленно брела вдоль них, почему-то не решаясь заглянуть внутрь, ощущая, как что-то тяжелое, ледяное ворочается в груди, не дает дышать…

Дойдя до последнего — или первого — шатра, я остановилась. И тут над селением разнесся одинокий женский голос. Низкий, грудной, он пел погребальную песню, которой, по орочьим обычаям, провожают в Альгебар погибших воинов.

Наконец я поняла, что за чувство испытываю. Это был страх. Настоящий, ледяной. Он обездвиживал, убивал разум, постепенно превращался в нерассуждающий ужас.

А женщина выводила медленную мелодию погребальной песни, выговаривала простые слова на орочьем. Голос казался мне знакомым, но я не могла вспомнить, кому он принадлежит. Я потянулась, к пологу первого шатра. Рука двигалась медленно, словно время застывало в морозном воздухе. Страх сковывал сердце, умолял уйти. Но я все же отдернула полог.

В шатре лежал молодой орк — в полном боевом облачении, руки сложены на груди, под ними меч. На шее рваная рана, глаза закрыты, на губах легкая улыбка: он умер, как полагается настоящему орочьему воину. Олав. Мой жених, погибший в схватке с ятунами. Это случилось на моих глазах. Но я не спасла его. Не успела добежать…