Искатели

Под вечер он вызвал Борисова в коридор, в полутемный тупичок, где стоял красный пожарный ящик с песком. Борисов курил, а Саша маялся, не зная, как начать разговор. На первый взгляд просьба его не представляла ничего такого, из-за чего стоило бы волноваться. Он просил Борисова переговорить с Лобановым о переносе отпуска на следующий месяц. Борисов осведомился, почему он хочет перенести отпуск.

Саша покраснел: По семейным обстоятельствам.

— Не умеешь врать — не берись, — сказал Борисов, даже не взглянув на него.

— Ну, знаете!.. — попытался возмутиться Саша, а потом с от чаянием попросил: — Только, Сергей Сергеевич…

— Могила, — успокоил его Борисов.

— Одним словом, я запланировал поехать вместе с Цветковой в дом отдыха.

Она еще не знает. Я с ней в это воскресенье на прогулке думаю договориться.

Мне перед этим надо определенно…

— Сюрприз, значит?

— Сюрприз, только не знаю, приятный ли… — Саша вздохнул.

После случая со стенгазетой его отношения с Ниной окончательно запутались. Подозревать Нину он не имел права и не хотел. И вместе с тем что- то мешало Саше относиться к ней с прежней искренностью. Ему казалось, что она это понимает и сторонится его.

— А почему ты сам не обратишься к Андрею Николаевичу насчет отпуска? — спросил Борисов.

Саша рукой махнул:

— Лобанов занят, к нему не подступишься.

— Подожди, он на прогулку едет?

— Мы его и не приглашали.

— Это еще почему? — удивился Борисов.

— С какой стати Андрею Николаевичу выходной себе портить, ему скучно будет с нами! — сказал Саша.

Не столько слова, сколько эта уверенность, высказанная без всякой обиды на Лобанова, неприятно поразила Борисова.

— Откуда у тебя такое мнение?

— Почему у меня? — неохотно сказал Саша. — Ребята тоже решили его не приглашать. Говорят — при нем будут стесняться.

— Да в чем стесняться? — наседал Борисов. Саша окончательно смутился.

— Видите ли, Сергей Сергеевич… Лобанов очень уж нацеленный на свое дело человек. При нем и подурачиться вроде как неудобно. Он очень правильный… Вы не подумайте чего плохого, — заторопился он, — ребята его сильно уважают, он вовсе не сухарь, мы знаем — он физкультурник. И шутит он здорово…

Борисов задумался.

— А сам-то ты хочешь, чтобы он поехал? Саша молчал.

— Вот что, — сказал Борисов. — Андрея Николаевича обязательно пригласите. Не ради вежливости, а ради самого что ни на есть отдыха. Сами вы сухари, о себе лишь заботитесь. Посмотри, на кого он стал похож. Стесняться его нечего, это чепуха… Одним словом, я все беру на себя. И насчет отпуска тоже похлопочу.

У Саши словно гора с плеч свалилась.

А Борисов крепко задумался. Лобанова пригласить стесняются… Чепуха?

Не такая уж это была чепуха.

Когда Борисова выбирали в партбюро, он отказывался — инженер он молодой, ему еще учиться надо. Парторганизация лаборатории подчинялась партийному комитету Управления. Секретарь парткома Зорин, человек податливый, вялый, откровенно мечтал вернуться к инженерной работе.

— Куда это годится, — жаловался он Борисову, — совсем забываю свою специальность.

Борисов понимал его и сочувствовал, тревожась за собственную инженерную судьбу. Правда, парторганизация лаборатории была малочисленная, но все равно совмещать работу с секретарством было нелегко.

— Нашли лошадку, — ругала его жена. — Заседания, совещания… Для этого ты институт кончал?

Пока он был рядовым коммунистом, ему достаточно было выступить с предложением, критиковать, подсказывать, выполнять поручения. Теперь все изменилось. Он должен был сам принимать решения, действовать и заставлять действовать других. Чувство ответственности за все неполадки лаборатории, за каждого человека мучило его своей неопределенностью. Крут его обязанностей не был ничем ограничен. Отвечать приходилось за производство, за политучебу, за настроения людей, за все.

По мере того как Борисов сближался с Лобановым, находил с ним общий язык, он ощущал на себе всевозрастающую неприязнь Долгина, который, занимая в парткоме прочные позиции, делал все, чтобы опорочить Борисова в глазах членов парткома.

Поводом для первого крупного столкновения послужила история с Морозовым.

После комсомольского бюро число поклонников Морозова быстро уменьшилось. То ли обозлившись, то ли желая показать себя, Морозов однажды явился на работу пьяным. Прежде подобные случаи сходили ему с рук, но теперь Борисов настоял на том, чтобы отправить Морозова домой и дело о прогуле передать в суд. Через несколько дней Борисова вызвали в партком.

— Что ж это получается, товарищ Борисов? — сказал Долгин. — Дисциплина-то у вас падает.

Борисов объяснил, в чем дело:

— По-моему, не падает. Мы не желаем больше никому давать спуску.

Долгин поставил галочку против соответствующей графы сводки. Факт остается фактом. Показателем дисциплины является количество взысканий, а соответственно — количество нарушений. За последний месяц взыскания увеличились вдвое, вдобавок — прогул.

— Ну, а что ж, товарищи, прикажете не наказывать? — спросил Борисов. — Вы же рассуждаете формально. Формализм чистейшей воды.