Проходя через дверной проем, Гермиона поморщилась. Ей пришлось осмотреть всю блузку, чтобы убедиться, что огонь ее не прожег. Ткань была целой, но жар казался настолько сильным, что она вынуждена была отклоняться каждый раз, как языки пламени к ней тянулись. Она была уверена, что никогда видения не ощущались настолько реально, как сейчас. Холод от Пожирателя смерти был сильным, но он не граничил с болью.
Взбираясь по лестнице, она снова потерла руку. В замке стояла мертвая тишина — такая была только глубокой ночью либо перед самим рассветом. Даже в библиотеке были слышны шаги и звук переворачивающихся страниц. Она бы могла почувствовать себя одинокой, если бы на днях не вернулась из шумной Норы.
В гостиной никого не было, но на диване лежала книга, которая напомнила, что ей следует обновить заклинание, которое не позволяло запаху от ее зелья распространиться по всему общежитию. Большинство дверей было открыто, за ними были пустые комнаты. Закрытые скрывали тех, кто остался на каникулах, либо принадлежали параноикам, которые боялись за свои вещи.
Чары, наложенные на ее комнату и чемодан, были нетронуты, а зелье выглядело идеальным — за эти две вещи она волновалась больше всего, а не за оценки, как думало большинство.
Гермиона вылила в зелье склянку бадьяна и начала помешивать, одновременно вливая каплю за каплей сок от сжатой бум-ягоды. Когда последняя капля коснулась поверхности зелья, она посмотрела на часы, стоящие рядом с кроватью, и начала мешать зелье два раза по часовой стрелке, два против часовой. Зелье из ярко-голубого сначала стало фиолетовым, а спустя пять минут приобрело грязный темно-коричневый цвет.
Гермиона сморщила нос и сжала губы, пытаясь отвлечься от серного запаха, обжигавшего ноздри. Лучше бы запаху поменяться после того, как завтра она добавит последний ингредиент — гречишник, —иначе им очень сложно будет справиться со рвотными позывами и проглотить это варево.
***
Она похлопывала по бедру книгой заклинаний, которую взяла в библиотеке и успела прочитать за каникулы. Она сдаст эту и возьмет другую, которая упоминалась в учебнике по уходу за магическими существами, тем самым на высокой ноте начнет новый семестр.
Проходя еще один коридор, она заглянула и в него. Она слышала грохот и скрежет всю дорогу от портрета Полной Дамы. Студенты и учителя работали над разбитыми стенами и полом, монотонно исполняя одни и те же действия по кругу. Она замедлилась, когда увидела светлую макушку Малфоя, а потом и вовсе остановилась, в нескольких шагах от него заметив Джастина.
Джастин исправлял длинную глубокую трещину в стене. Он постоянно оглядывался, поэтому работа шла медленно. Его кожа была бледной, а волосы взъерошенными. Странно, что он так параноил, ведь должен был получить от нее записку о том, что завтра они примут зелье. Если он продолжит в том же духе, то привлечет внимание, и люди начнут задавать вопросы. А им это было совершенно не нужно, когда остался всего один день. Она была слегка удивлена тем, что Малфой не бросал на него испепеляющие взгляды…
Видимо, потому что эти взгляды он бросал на нее. Его лицо блестело от пота, а щеки были красными от напряжения. Ей хотелось, чтобы пота оказалось достаточно, чтобы стереть его точеные черты лица. Ей хотелось посмеяться над ним, словно пот — это досадная черта, которую ему стоит постараться изменить, но она отвлеклась на то, чтобы оценить цвет его лица и признать, что это не делает его менее привлекательным… Должно быть, в ней говорило что-то подсознательное, связанное с хорошими парнями и тяжелым трудом, или, может быть, Малфой просто казался неестественным. И все выглядело именно так при нужном количестве освещения. Да, так оно и было.
Малфой вздернул бровь, и, как ей показалось, слегка качнул головой, а потом вопросительно на нее посмотрел. Наверное, потому что она пялилась на него как идиотка. Она чувствовала, как к кончикам ушей прилил жар, и бросила на Драко раздраженный взгляд, который больше походил на страдальческий, а потом быстро удалилась в библиотеку.
Она вспомнила, что в начале шестого курса она пожелала, чтобы Малфой больше был похож на Гойла или Крэбба. Когда Джинни спросила почему, Гермиона ответила, что настолько отвратительный человек и внешне должен этому соответствовать. Повисла тишина, и Гермиона поняла, что ненароком признала Малфоя привлекательным. В тот раз Джинни над ней посмеялась. Сейчас бы она скорее превратилась в дракона и сожгла Гермиону дотла.
Когда они были младше, она не замечала ничего, кроме его ненависти и некоторой остроты в его чертах. Но Малфой умел притягивать к себе внимание — тем, как держался, как говорил, как сияли его волосы — и когда он в конце концов заполнял собой все пространство, Гермиона заметила немного больше во всем его показном поведении. У Малфоя все еще оставались твердые линии и острые углы, но ее глаза скользили по ним куда чаще и дольше, чем должны были.