Искатели необычайных автографов

— Вспомните русскую пословицу, мсье: «Свято место пусто не бывает». Любопытнейший отголосок религиозных предрассудков. Ведь с точки зрения религии бог вездесущ. Им проникнуто все и вся. Допустить существование пустоты — признать невездесущность бога. Понимаете теперь, как переполошило святых отцов безобидное, на наш взгляд, открытие? Они тотчас объявили, что торричеллиева пустота заполнена сильно разреженным воздухом и потому она пустота не настоящая. При этом больше всех суетился отец Ноэль: он отправил Паскалю заумнейшее послание, где утверждал, что пустота — пространство, а всякое пространство есть тело, а тело не может быть пустотой. Паскаль, в ту пору тяжко больной, вежливо высек почтенного путаника в ответном письме.

— А он что? — интересуется Фило. — Разразился проклятиями?

— Эх, мсье, плохо вы знаете иезуитов. Ноэль отвечал с велеречивым смирением. Он-де изменил свое мнение о пустоте под влиянием доводов Паскаля, а потому не обидится, если тот по болезни ему не ответит. Не имея охоты к бессмысленным спорам, молодой ученый и впрямь промолчал. А иезуиты распустили слух, будто он признал себя побежденным.

— Но ведь это же низость! — возмущается Фило.

Бес философски пожимает плечами. То ли бывает! По части провокаций святым отцам ни один черт в подметки не годится. А уж Ноэль… Подстроив одну гадость, он тотчас приступил к следующей: состряпал несколько путаных сочинений, нафаршированных злобными выпадами против сторонников пустоты. В одном из них — оно называется «Полнота пустоты» и посвящено принцу Конти́ — преподобный отец совершенно недвусмысленно призывал влиятельного аристократа покарать нечестивцев, оклеветавших природу на основании плохих опытов.

— Ну, а Паскаль? — пристает Фило. — Как отнесся к этому он?

— Продолжал размышлять об опытах Торричелли, мсье. На сей раз ему захотелось выяснить, что удерживает ртуть в трубке на определенном уровне. Собственно, правильную догадку высказал уже Торричелли: жидкость поднимается лишь до тех пор, пока не уравновесится внешним воздухом. Но догадка догадкой, а доказательство доказательством. И Паскаль приступил к опыту на горе Пюи́ де Дом. К тому самому опыту, который подтвердил существование атмосферного давления.

Но Фило давлением не интересуется. Ему до смерти любопытно, как повели себя отцы-иезуиты, когда пустота в трубке стала доказанным фактом. Небось продолжали долдонить свое?

— Еще одна ошибка, мсье, — вздыхает бес. — Отрицать существование пустоты после доскональнейших опытов Паскаля не было смысла. И мстительные святоши придумали новую подлость: обвинили его в плагиате. Он, дескать, приписал себе опыты Торричелли. Вот вам типичный образчик иезуитской снисходительной морали.

Филоматики озадачены. Снисходительная мораль? Это что же?

— Хитрая штука, мсье! — отвечает бес. — Требования христианской религии суровы: не убий, не укради, не прелюбодействуй, не преступи клятвы своей… Заметьте, здесь что ни фраза, то запрет. Вот отцы-иезуиты и напридумали множество хитроумных оговорок и условий, которые позволяют им оставаться чистыми перед лицом господа, наживаясь, властвуя и живя в свое удовольствие. Это называется у них казуистикой.

— Казуистика… От латинского «казус» — «случай», — сейчас же определяет Фило.

— Совершенно верно, мсье. Так сказать, руководство на случай, применительно к обстоятельствам. К примеру, судья разбирает тяжбу, где обе стороны приводят одинаково достоверные доказательства своей правоты. Как ему поступить? Не знаете! А по мнению казуистов, дело надо решить в пользу того, кто дал судье некую мзду.

— Тьфу! — в сердцах сплевывает Мате.

— А вот вам другой случай. Дать слово и не сдержать его — грех это или не грех? Конечно, грех, говорят казуисты, но только в том случае, если, давая обещание, вы собирались сдержать его. Если же такого намерения у вас не было, поступайте, как вздумается.

— Да ведь этак можно оправдать любую мерзость, — наивно изумляется Фило.

— Всё. Решительно всё, мсье. Даже убийство. Сказать, например: «Я хочу убить этого человека!» — грех номер один. Но стоит добавить про себя: «Если так угодно богу», — и ты уже чист как стеклышко…

— К черту! — вскипает Мате, с ненавистью глядя на благостную физиономию Ноэля. — Асмодей, несите нас прочь отсюда. И ни слова больше об иезуитах. Слышать о них не могу!

— Как угодно, мсье. Попрошу, однако, отметить, что история с пустотой — первое столкновение Паскаля с иезуитами.

— А что, будут и другие? — любопытствует Фило.

— Всенепременно, мсье. И уж тогда святым отцам несдобровать. Запомнят они Паскаля. Он им такое устроит…

— Он?! Юноша на высоко взбитых подушках? Такой болезненный, такой слабый…

Но бес только ухмыляется. Мсье плохо знает иезуитов, а уж Паскаля — подавно!

Человек-случай

Фило разгневан: его воспитывают с утра до ночи! Этого он не знает, того не угадал… Но теперь баста! С этой минуты он не даст себя в обиду.