Искатели потерянного ковчега. Индиана Джонс и последний крестовый поход

— Если ты ничего сейчас не придумаешь, боюсь, нам придется умереть, — напомнила ему Марион.

Инди не ответил, что-то другое захватило его внимание: он вдруг услыхал гул — тихий, но вполне отчетливый, который казалось, шел от Ковчега. Что это могло быть? Он продолжал смотреть на Беллока, поднимавшегося все выше к каменной плите.

— Как же нам выбраться отсюда? — вновь задала вопрос Марион.

— Спроси у Бога.

— Ты считаешь, что сейчас подходящее время для твоих идиотских шуток? — Она повернула к нему усталые глаза. — И все же я люблю тебя.

— Любишь меня? — удивился Инди.

— Вот именно.

— Должен тебе сказать, что это взаимная любовь, — сообщил Инди, поражаясь самому себе.

— И обреченная, — добавила Марион.

— Ну, это мы еще посмотрим.

Беллок тихим, монотонным голосом начал распевать древнее иудейское заклинание, которое он вычитал когда-то в одном старинном пергаменте. Он поднимался все выше, и ему казалось, что Ковчег вторит его молитве. Гул становился ощутимей, слышней, постепенно заполняя собой темноту. Мощь Ковчега, безграничная мощь этой священной реликвии пронизывала Беллока, порабощая и подчиняя его себе. На верхних ступенях он помедлил, гул стал настолько сильным, что он больше не слышал своего голоса: только голос святыни звучал в тишине ночи, пронзая ее насквозь. Он взобрался на самый верх скалы и взглянул на Ковчег. Несмотря на древность, несмотря на пыль веков, он был прекрасен. И чем дольше Беллок смотрел на него, тем ярче становилось сияние, разливавшееся вокруг. Он стоял, не в силах оторвать от него взгляд, рассматривая херувимов, сверкающую золотую поверхность, и прислушиваясь к его голосу, который, отдаваясь внутри Беллока, заставлял вибрировать все его тело. Беллоку казалось, что он сейчас распадется на атомы и пространство поглотит его. Однако пространства не было, как не было и времени — существовал только Ковчег, вся его жизнь теперь зависела от этой принадлежащей Богу святыни.

Ответь мне.

Открой мне свои тайны, поведай о смысле бытия.

Его собственный голос, казалось, шел не изо рта, а истекал из каждой клетки тела, а сам он как бы поднимался, парил над реальным миром, бросая вызов человеческой логике и презирая законы вселенной. Ответь мне. Говори со мной. Он поднял жезл из слоновой кости, всунул под крышку и надавил на него. Гул стал слышнее, Беллок уже не слышал, как взорвались внизу прожекторы, осыпав всех дождем битого стекла. Ответь мне. Ответь мне. Он все еще возился с крышкой, как вдруг почувствовал, что реальность исчезла, словно он никогда и не существовал раньше, до этого момента. Испарилось прошлое, ушли воспоминания, он слился с тишиной ночи, восстановив утраченную когда-то связь со вселенной: почувствовал, как плывут, расширяются и сжимаются небесные тела в самых отдаленных уголках космоса, как взрываются звезды и вращаются планеты, почувствовал таинственную непознаваемость бесконечности. Он перестал существовать. Беллока не стало, он слился с гулом, идущим из Ковчега, с голосом Бога.

— Он собирается открыть его, — сказал Инди.

— Этот шум, мне бы хотелось закрыть уши руками, чтобы не слышать его. Что это?

— Ковчег.

— Ковчег?

Инди молчал. Какая-то мысль крутилась в его мозгу, что-то важное, что непременно надо было вспомнить. Но что? Относящееся к Ковчегу — это точно, но что именно, он не знал.

На верхних ступенях каменной лестницы Беллок возился с крышкой. Лампы, вспыхнув, перегорели, даже диск луны, казалось, был готов распасться на части. Напряжение росло, ночная мгла — словно огромная бомба — грозила взорваться в любой момент.

Охваченный тревогой, Инди задавал себе все тот же вопрос.

Что? Что я должен вспомнить?

Крышка почти поддалась.

Взмокший в своих тяжелых одеждах, покрытый испариной, Беллок не выпускал из рук жезла, продолжая распевать заклинания, которые к этому моменту совсем потонули в грозном гуле Ковчега. Время настало, момент истины был близок — момент божественного откровения. Приложив последнее, решающее усилие, он наконец откинул крышку, и тут же яркий сноп света, вырвавшийся из Ковчега, ослепил его. Но Беллок не отпрянул, не бросился бежать, он даже не шелохнулся. Свет подействовал на него так же завораживающе, как раньше действовал гул. Все тело Беллока окаменело, и он застыл, словно изваяние. Откинутая крышка была последним, что он увидел.

Потому что в этот самый момент в небо из Ковчега взметнулся столб пламени, снопы искр пронзили ночную тьму; поднимаясь все выше, огненные языки уже грозили опалить небеса. Вокруг острова светящимся кольцом вспыхнуло сияние, море замерцало, заискрились водяные брызги, поднятые в воздух таинственной силой — силой света!

Ибо это был свет рождения вселенной; свет, только что созданный Богом — свет первого дня творенья!