Искажение

Мы возвращаемся на свои посты. Идем медленно, глаза заслоняет врезавшийся в память вид обожженных солдат. Я лезу в карман за помятой пачкой сигарет – и тут раздается громкий крик Гауса. Из уменьшающейся щели между грузовиком и стеной выбегает какой-то солдат и мчится прямо на нас, размахивая автоматом. Судя по всему, он воспользовался суматохой во время проезда патруля и пробрался к выходу. Он решил бежать с базы пешком, пробившись через часовых. Если можно так выразиться – весьма рискованный план.

Мы целимся в него из МСК, но он мчится дальше, выставив вперед голову. На носу у него очки, на голове покосившийся шлем. Это капрал Норман из нашего взвода, про которого я всегда думал, что он наверняка свихнется последним. «Все течет, – как писал Гераклит, – и ничто не остается прежним». Сейчас мы застрелим Нормана или он перестреляет нас, и коллекция пополнится очередным инцидентом, над которыми ломает голову капитан Бек.

Я прикладываю оружие к плечу, целюсь… и чувствую, что не смогу убить своего друга.

– Стой, сукин сын! – кричит не по уставу Пурич.

– Норман, стой, стрелять буду!

Но для Ларса Нормана быть застреленным – явно меньшее зло, чем оставаться на базе. По крайней мере сейчас, когда происходит то, что происходит. Он налетает на нас с разбегу, мы расступаемся в стороны, и Пурич аккуратно выставляет ногу, профессионально подсекая беглеца. На гражданке он играл в футбол в окружной лиге, и спортивный опыт дает о себе знать. Капрал падает плашмя, роняет оружие и кувыркается по песку, ударяясь о ближайшее ограждение. Когда он пытается подняться, на его спину опускается бронированный кулак Гауса, выбивая воздух из легких. Вим Гаус всегда оказывается там, где можно кому-нибудь врезать, и быстро решает подобные вопросы.

Мы окружаем лежащего, будто стая волков. Гаус поднимает автомат, шлем и треснувшие очки, а Пурич переворачивает лежащего на спину и светит фонарем ему в глаза. С разбитого лба течет кровь, лицо выглядит так, будто им повозили по асфальту. Норман заслоняется от света исцарапанными руками. Вытаращенные от ужаса глаза не могут ни на чем сосредоточиться. Его бьет адреналиновая дрожь так, что стучат зубы. У него проблемы с речью, и он все меньше напоминает того парня, с которым я любил поболтать в столовой о старых фильмах. Полная развалина.

– Совсем ебанулся, Норман? – деловито спрашивает Пурич. – Погибнуть захотел?

– Выпустите меня отсюда, выпустите… Я не хочу умирать, – по-собачьи скулит обезумевший капрал. – Мы все там умрем! – Он вытягивает руку в сторону базы.

– Заткнись, Ларс! – Я ударяю его раскрытой ладонью по лицу и поворачиваюсь к воротам. – Баллард! Свяжись с сержантом, пусть он его отсюда заберет. И никому ни слова, парни, – лишняя паника нам ни к чему.

Часть первая Вступление

Глава первая

Среда, 6 января, 20.40, на полгода раньше

Рамманско-Ремаркская граница,

окрестности Тирона, Республика Рамма

Дорогой сынок, я уже очень далеко, хотя от твоего дома меня отделяет всего шестьсот километров. Как и все, я постоянно задумываюсь, не билет ли это в один конец. Меня преследует мысль, что я не успею исправить свои ошибки, так что пишу тебе и буду писать в каждую свободную минуту. Мы едем в составе громадного конвоя, который приближается к границе с Ремарком, а я яростно стучу по экрану своего коммуникатора. Голова то и дело ударяется о бурый брезент, и я растираю руки, поскольку тут далеко не тепло, мой дорогой. Сперва напишу тебе, как случилось так, что мне пришлось уехать.