Искажение

Она резко остановилась посреди гостиной, повернувшись к другу, но тот был слишком увлечен своими кулинарными способностями. Ей не разрешали оставлять свои вещи не в шкафу, мама говорила: «У хорошей хозяйки все всегда на своих местах», – и никакие доводы не могли ее в этом переубедить. Алена не прибегала к такому способу уже очень давно, но как же приятно было после холода улиц надеть нечто теплое и мягкое. Все отвратительное настроение растопило тепло этого платья.

– Что ты делаешь? – садясь за барную стойку, уточнила она у Саши.

– Пирог.

Обычно держать эмоции в узде не составляло проблем, но из-за усталости организма идея о том, что Сашка по доброй воле встанет за плиту, шокировала Алену настолько, что даже ответных слов не нашлось. Тем временем парень уже налил ей чашку кофе и пододвинул ближе принесенный компьютер.

– Это – чтобы согреться. А тут все, что ты просила относительно приема.

И как теперь думать о работе, когда по кухне бродит восьмое чудо света? Пора звонить в Ватикан. Как бы ни было ей интересно, Алена не могла отвести взгляд от мужской спины. Кофе, кстати оказавшийся вкусным, несколько привел тело в тонус, а с ним и уставшие глаза прозрели.

– Боже! Что ты натворил? – взвизгнула, подлетая со стула, девушка; хорошее настроение снова развеялось.

Столешницу словно снегом занесло. Саша судорожно пытался исправить ситуацию, но черная рабочая поверхность, кажется, полюбила эту внезапную зиму в виде мучной россыпи.

– Изначально это казалось не таким сложным, – пробормотал виновный.

А ведь ей так хотелось просто плюхнуться на мягкую кроватку, закрыв глаза на сотню нерешенных дел. Теперь же придется все это отмывать.

Несмотря на очевидный гнев со стороны хозяйки, Саша, пусть и несколько пристыженный, все же не считал ситуацию принадлежащей разряду «SOS». Парень с кривоватой ухмылкой вырисовывал на белой от муки столешнице бессмертную фразу: «Здесь был Саша».

– Прекрати! Это ведь крайне дорогостоящий кухонный гарнитур! – стояла на своем Алена. – Ты испортишь его, а мне потом слушать родительские упреки.

– Какая же ты зануда! – в его голосе уже не сквозило ни стыда, ни раскаянья. – Вот приди ты на пять минут раньше, упала б в обморок.

– Что ты натворил? – она судорожно озиралась по сторонам, но изъянов не находила.

– Во-от! Видишь! Ты даже разницы не заметила.

– О-о! Прибить тебя мало! – в довесок к своим словам Алена схватила удачно оказавшееся рядом полотенце и пару раз знатно огрела им Сашу. Тот в долгу не остался – правда, безрассудства в обнимку с фантазией у него было куда больше, глупость вот только никто отключить не успел.

Спустя десять минут они уже носились по кухне, визжа и хохоча. Сашка с напяленной на голову кастрюлей и деревянной ложкой в руке и Алена, пытающаяся выбраться из этого ужаса, бросаясь в него остатками муки. Никакой практической пользы, разумеется, это действо не принесло, но можно и посчитать плюсом хорошее настроение.

– Ладно! Брось! Я сдаюсь, – увертываясь от очередного псевдоудара, выкрикнула девушка.

Она юркнула прочь от Сашиных рук, неудачно пытавшихся ее схватить, и вбежала в гостиную.

– Ага! Моя взяла! – он победно вскинул вверх ложку и по-рыцарски гордым взглядом обвел превращенное в хлам пространство кухни. – Теперь все здесь принадлежит мне!

Он оказался в комнате всего секундой позже ее самой.

Увлекшись, Алена споткнулась о край лежащего под ней ковра и, перекувыркнувшись, свалилась на диван, чем тут же воспользовалась ее «вражеская сила».

По прошествии стольких лет уже сложно сказать, когда Саша обнаружил ее страшную боязнь щекотки, но абсолютно точно о ней не забыл. Хотя спустя несколько хихикающих на уровне отчаянья «сдаюсь» смилостивился и отпустил жертву.

Не переставая трястись от хохота, Алена отползла на другой край дивана.

– Теперь мы можем просто сесть и поговорить? – поинтересовалась она.

– Ты имеешь в виду теперь, когда ты перестала хандрить? Да. Не забудь оставить мне за это чаевые.

Алена разглядывала его через призму времени, пока успокаивалось ее дыхание. Все это ребячество приносило ее сердцу родное, мирное спокойствие. Она возвращалась в ту деревню, возвращалась в мир незапятнанных временем тайн и бесконечных приключений.

Он тоже тяжело дышал, хотя физической подготовкой обладал куда лучшей, нежели она. Его волосы растрепались, и пара поцелуев каштановой краски осталась на лбу. Несколько лет назад из природного оттенка рыжеватой зари Саша покрасил волосы под стать темнеющим в лесах деревьям. Темный глубокий цвет поначалу казался чужеродным глазу Алены, а теперь не удавалось вспомнить, как свет играл в скромных каплях желтоватых прядей.

Ей не разрешали красить волосы. Рисовать красивые знаки на коже, какими иногда баловали себя другие знакомые Сашки из села. Лазать по деревьям она тоже побаивалась – не потому, что они высокие или страшные, а потому что папа очень страшно кричал бы, если, бегая где-нибудь по лесу, Алена нечаянно порвала бы платье.