Зима тем декабрем была пунктуальна. Ровно первого числа набросала по городу снега, остудила воздух, подморозила, посеребрила, подбелила. И ровно тем же днем я исчез из ленты рекомендаций ТикТока и больше там не появлялся. Я был в ярости, но не оттого, что терял популярность, а потому, что меня обходили бесчисленные ролики с танцующими девочками. Даже не танцующими, а дергающимися под музыку. Может, я неартистичен, непривлекателен, но неужели людям на самом деле интересны эти куклы? Мне захотелось всем им отрезать носы, чтобы они стали похожи на тех моих искалеченных кукол из детства. Тогда людям было бы на что посмотреть. Отрезать, выложить в ТикТок – о, уверен, я снова буду в трендах. Тренды. Недавно в трендах был парень, перестрелявший детей в школе, во всех возможных трендах: в новостях по телевидению, в социальных сетях, в очередях поликлиник, в мессенджерах и просто разговорах по телефону, но тоже недолго, его затмила новая порция кривляющихся девочек и мальчиков. Интересно, сколько надо убить человек одномоментно, чтобы люди на год, допустим, отвлеклись от этих кривляк?
В настроении с желанием кого-нибудь изувечить я и вышел из дома. На
Бродяга по-прежнему находился у метро, но теперь не танцевал. Он стоял, вытянувшись по струнке под своим желтым зонтом со сломанными спицами, хоть дождя и не было. Создавалось ощущение, что он впал в ступор. У его ног я заметил замызганную кепку с мелочью и понял, что танцевал он, пытаясь подзаработать. Я бросил в кепку тысячную купюру. Он тут же вышел из ступора, схватил деньги и хотел убежать, но я схватил его за локоть.
– Стой, слушай, я дам тебе еще денег, как тебя зовут? – спросил я.
Он внимательно смотрел на свое отражение в моих зеркальных очках, точнее, в сплошном зеркальном забрале.
– Аыыу, – ответил он.
– Ясно, а точнее?
– Ыыаау, – промычал он, достал из кармана потрепанный блокнот, ручку, что-то написал, вырвал листок и протянул мне.
«Я немой», – прочитал я.
– Но имя-то у тебя есть?
Он снова взял у меня листок и дописал: «Валентин».
– Пойдем со мной, Валентин, сегодня твой счастливый день. Не холодно тебе в одной рубашке? – спросил я.
Валентин поежился в ответ.
– Меня зовут Гюнтер, – сказал я и протянул ему руку.
Он посмотрел с недоверием, но пожал руку в ответ.
Мы шли в сторону ближайшего «Макдоналдса». Сейчас, Тело, я уже не знаю, чего я тогда так в него вцепился. Да, с одной стороны, я оказался тщеславен и меня бесило, что я уже не привлекаю внимание в Интернете, как раньше, и с помощью Валентина я хотел исправить положение; с другой стороны, и тогда понимал бессмысленность происходящего. Ну какое мне до все этого дело? К тому времени я не просто чувствовал смерть за своим левым плечом, казалось, что слышу ее ледяное дыхание. Может, мне просто нужен был друг? А, Тело? И мы шли к «Макдоналдсу», я хотел прикормить Валентина. Он шагал рядом, то семенил, то спешил, шатался, как на ходулях, не знал, куда деть руки, будто не мог с ними справиться, и временами, отчаявшись найти им применение, просто поднимал вверх. Я рядом с ним был похож на конвоира, ведущего пленного на расстрел. Никак не мог прикинуть, сколько ему лет. Где-то между сорока и шестьюдесятью, точно сказать невозможно. Воняло от него порядочно, как и полагается вонять бездомному, но я не чувствовал запаха перегара, что обнадеживало. Не хотелось связываться с вообще конченым и пропащим человеком.
В «Макдоналдсе» Валентин ел аккуратно, даже чересчур, и меня это рассмешило. Все-таки сложно ожидать от человека его положения соблюдения этикета. Тем более «Макдоналдс» – не то место, где нужно заморачиваться тем, как прилично выглядеть за столом.
Когда мы поели и вышли наружу, к Валентину подошла девочка лет шести с пластиковой короной на голове, сняла корону и протянула ему.