Искажение[СИ, роман в двух книгах]

… Вот уже полночи с Петькой таскался по комнатам и коридорам общаги новый приятель Ван, который, оказывается, был хорошим человеком, раз, у него водилось, будто бы и не кончаясь, спиртное, два, а еще он был таким же, как Петр "черным", то есть убеждений придерживался анархических, но больше с уклоном в синдикализм. Как уж смог пьяный и с трудом шевелящий ногами Петр вычислить этот непонятный уклон, он бы и сам сказать не мог, но звучало это так солидно, респектабельно: анархо-синдикализм, — что Петя через каждые пятнадцать минут пытался снова и снова выговорить эти слова не запинаясь, но постоянно сбивался и начинал сначала.

Они вместе уже посидели в комнате одного из лидеров "черных", послушали его убедительные, но сильно нетрезвые речи о том, как "краснюки" предлагают сделать общими всех девок в общаге, собрались было идти то ли бить красных, то ли искать своих девок, что те красным не достались, но тут влез с предложением еще выпить какой-то не очень боевой товарищ и, во время пития чего-то сильно воняющего ацетоном, пояснил, что обобществлять женщин и орудия труда призывают не все, а только самые крайние радикалы из "левых", а потому драться со всеми — это играть на руку мировой контрреволюции, а значит, вести себя неправильно.

Присутствующие с такой постановкой вопроса согласились, но тут появились девчонки, тоже очень пьяные и совсем не равнодушные к анархистам. И собрание как-то быстро и незаметно распалось на парочки, милующиеся в уголках комнаты. Когда милование стало перерастать в прямо интимный контакт, Велемор покинул общее собрание и спокойно, без свидетелей, очистил желудок от дрянного спиртного в углу коридора.

Вернувшись, он снял Петра с какой-то девчонки, к полному её разочарованию, потому что действие уже подошло к оргазму с её стороны. Петр тоже чего-то бурчал, старательно застегивая брюки, но сопротивляться не стал и дал себя проводить на митинг в актовом зале соседнего корпуса.

Прогулка по улице, пусть даже такая кратковременная, как переход из корпуса в корпус, сказалась на Петре благотворно, он перестал икать, выговаривать слово "анархо-синдикализм" и постоянно искать, с кем бы уединиться для продолжения прерванного не по своей воле акта любви. Но вот на митинге ему не понравилось, потому что постоянно приходилось напрягаться, выслушивая кого-то, говорящего с импровизированной трибуны и абсолютно нельзя было высказать свое мнение. Окружающие тут же начинали шикать, повышать голос и даже предлагать выйти протрезветь, что б не мешать нормальным людям слушать умные слова. Конечно, нормальные люди тоже были изрядно подогреты спиртным, иначе с чего бы то им выслушивать всякий бред, несущийся с трибуны, но по сравнению с Петром смотрелись исключительными трезвенниками.

Вернувшись в свой корпус, Петя, приложившись к бутылке лучшего своего товарища Вана, неожиданно, как снег на голову, захотел спать и потащился искать свою комнату, где его должна была ждать любимая жена, с которой можно перед сном… "ну, ты сам понимаешь, Ван, трали-вали, туда-сюда… ведь для этого жена и нужна, что перед сном её немножко полюбить… и даже не немножко, а сколько захочется… и лучше — в разных позах…"

К удивлению Петра, любимой женой в комнате и не пахло. Он попытался было свалить вину на то, что они вперлись по пьяни в другую комнату, но — Велемор мгновенно узнал пусть и не обладающую особыми приметами комнатенку, в которой когда-то давно пробуждал молодоженов. Вот только Петя такого факта просто не мог припомнить. Зато он припомнил, где спрятал от жены початую бутылку водки и — нашел её, убедившись, что комната действительно его. Оставалось, для полного счастья, найти еще и жену.

— И где она может быть? И куда её унесли черти? И где она может быть? — морщил лоб, раскачиваясь на кровати Петр, и в этот момент Велемору вдруг показалось, что все его труды напрасны, мальчишка сейчас упадет на бок и уснет мертвым сном до завтрашнего полудня.

Но Петр, как настоящий мужчин а и муж, справился с собой, перестал раскачиваться и выпил еще почти полстакана водки, после чего вдруг сообразил, где же искать ему пропавшую супругу. Конечно, Петя не сам пошел в секретный закуток на этаже, показанный однажды Мариной Велемору. Туда его направил и твердой, дружеской рукой поддержал товарищ Ван. И сам вошел следом. Что бы увидеть, что на знакомом маленьком потертом диванчике изрядно добавилось подозрительных и не очень пятен.

И еще на диванчике стояла на четвереньках Марина, а спереди и сзади к ней пристроились двое мальчишек со спущенными на пол штанами. Из одежды на девушке присутствовал почему-то только кружевной беленький бюстгальтер, сдвинутый с грудей аж на живот, и отличные черные чулочки на ажурной резинке. В закуточке остро пахло мужским потом, женской косметикой, чем-то спиртным и чем-то кислым, как бы даже блевотой, но не свежей, только что исполненной участниками не совсем стандартного соития, а застарелой, вчерашней или позавчерашней.